И Сказитель - Нареченные кровью

– Какой-то у вас не дальновидный Совет, – подметила вальмирия.

– Нет, просто не смотря на свою инновационную политику, им тяжело даются перемены. Как и всем нам.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы все привыкли жить по своему укладу. Есть то, что любим. Спать на двух или трех подушках. Укрываться одеялом или нет. Получать наслаждение от животрепещущих рассказов или же просто расслабляться под звуки скрипки. И тут так же.

– Не совсем тебя поняла. Объясни конкретнее? При чем здесь быт и государственные дела?

– А разве члены Верховного Совета чем-то от нас отличаются? Они тоже имеют свои привычки и предпочтения, и как любому из нас, им тяжело даются перемены. Помимо прочего на их плечах лежит большой груз ответственности. Они не могут просто взять и поддержать чью-то авантюрную идею только потому, что она хорошо звучит.

– Но преимущества задумки Динара было видно сразу.

– Нет, если ты еще сам не видел эти зарубежные растения, которые способны затянуть раны быстрее старых изученных методов. Плюс риски, если он ошибется и кто-то погибнет. Да и вложить деньги в исследования, которые могут с треском провалиться тоже не так-то просто. Тем более, не забывай, у Динара не было учителей, кроме книг. Он был первопроходцем.

– Первопроходцем по давно изученным тропам.

– Да, для тебя Каяра. И для других староверов, возможно. Но ты забываешь, что война между нами закончилась совсем недавно.

– Поверь, я не смогла бы забыть об этом даже на секунду, даже если бы постаралась.

– Вот видишь, это называется недоверие. Кто знает, может кто-то даст Живину заведомо ложные сведения. И в итоге он просто перетравит жителей Аресала. А он ведь сам был вначале не в состоянии определить, говорят ли ему правду. Большинство его первых исследований носили характер "из уст в уста" или "бабка надвое сказала".

– И поэтому он сам решил продать свое имущество и оплатить исследование. Только вопрос, зачем он вернулся сюда? К тем, кто в него не поверил.

– Думаю, он хотел принести пользу своим согражданам, не смотря на их скептицизм. Или же он хотел просто утереть всем нос, показав, что все-таки его труды достойны уважения.

– Одним словом, он хотел быть признанным теми, кто в нем сомневался.

– Да, – Дмитрий остановился. На его лице появилась довольная улыбка. – Мы пришли.

Перед ними показалась пристань. На ней уже суетливо зажигали факелы в свете уходящего солнца. Кто-то из служащих торопил других своих коллег, пытаясь поскорее закончить рабочий день. А кто-то уже весьма уставший, ленивой походкой медленно бродил от одного факела к другому. Некоторые, завидев их пару, начали перешептываться, строя всевозможные догадки. Хотя, их тон нельзя было назвать шепотом. Отголоски новых сплетен докатились и до ушей Дмитрия.

– Кажется, завтра о нашей прогулке будет знать весь остров.

– У вас просто мания здесь перемывать всем кости.

– Так везде, – рассмеялся младший Барлок.

– Вынуждена, не согласится.

– Разве в вашем клане никто не обсуждал друг друга?

– Нет. У нас никто ничего не скрывал. Да и смысла не было что-либо обсуждать. Если что-то интересовало, можно было спросить открыто. Мы же одна семья.

– Звучит здорово. Но вот в Триединстве не так.

– Вы не рассматриваете все ваше государство, как одну семью? Конечно, ведь у каждого из вас свои семьи. Да и все вы разные. У вас по сути нет общих ценностей и принципов.

– С чего ты взяла?

– Я не говорю об общепринятых понятиях морали, которые вы успешно поддаете сомнению, и смело приступаете ради интереса или каких-то собственных желаний, а парой просто ради собственной выгоды. Я говорю о том, что вы хоть и граждане одного государства, но при этом не чувствуете себя по-настоящему едиными.

– Возможно, ты и права. Но разве у староверов не так?

– Каждый клан – это одно под государство. Но в целом, все мы подчиняемся кодексу. Мы верим в него душой и сердцем. У нас нет сомнений, нет желания преступить закон ради интереса. В своем роде мы больше едины, чем вы. Хотя да, вашу структуру государства можно отчасти сравнить с нашей. И вы, и мы объединены общепринятыми законами, но при этом каждый клан, в вашем случае – семьи, это еще одна под структура. Но если разобрать все более детально, то больше, чем это, ты сходства не найдешь. И я сейчас говорю о настоящих староверах, а не о местных клоунах.

Дмитрий задумчиво посмотрел на прибрежные волны. Кажется, внутри него шла борьба. Часть молодого командира хотела опровергнуть теорию Каяры и доказать, что ценности их общества ничуть не меньше, чем ценности староверов. Что и они едины в своем государстве, так же как и служители кодекса. Но, вероятно, он не смог найти должной точки соприкосновения:

– Мы просто разные, Каяра. Очень разные. Но это не значит, что кто-то хуже, а кто-то лучше.

В этот момент Дмитрий сам пожалел, что сказал это вслух. Каяра видела, как его лицо изменилось. На нем отразилось безумное нежелание принимать собственные выводы. Он сел на песок и потер ладонями лицо.

– Да, ты прав, – младший Барлок посмотрел на нее с умоляющим взглядом. Ее согласие с его выводами добивало его надежду на их отношения. – Мы разные, но это не значит, что кто-то из нас плохой.

– Да, – угрюмо согласился Дмитрий. – А значит ли это, что мы все-таки сможем друг друга понять?

– Я не могу тебе на это ответить.

– Почему? Ты ведь нашла общий язык с Ярославом? – внутри него засеял маленький свет надежды.

– Мы не то чтобы нашли общий язык. Компромисс, так сказать. Просто Ярослав принял наши законы и принял нас. Но я не могу тебя заверить, что я или мой клан приняли его.

– Но вы же семья?

– Мы друзья, Дмитрий. Мы не семья. Моя семья погибла.

– И теперь ты не думаешь, что сможешь найти новую семью?

– Зачем мне новая семья?

– Никто не может быть один, Каяра!

– Я и не одна.

– Я не понимаю, – он закрыл лицо ладонями.

Последняя кровь клана Ринса опустилась на песок рядом с ним и ободряюще положила ему руку на плечо. Почему-то сейчас она разделяла его боль. Конечно, не в той же степени, что и он. Но и у нее в груди, что-то весьма назойливо кольнуло.

– Чтобы до конца понять, нужно узнать, кто я.

– Но ты не говоришь.

– Пока нет. Не время.

– А когда будет время? – он резко повернулся в ее сторону, убирая руки от лица.

– Не могу точно сказать.

– Я вообще не понимаю, что такого ужасного в твоем клане, что ты боишься произносить его имя.

– Я не боюсь, я горжусь именем своего клана. Мне претит молчать о том, кто я больше всего на свете. Меня уже просто выворачивает наизнанку от этой постоянной лжи и не договоров.

– Тогда в чем проблема?

– С чего ты взял, что она одна?

– Расскажи мне!