Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

Я все еще их чувствую. Нервы как электрические нити – в каждом, кого сразила моя молния. Похожие на тонкие светящиеся ветви, разные и в то же время одинаковые. Убитых слишком много. В красном и в синем. Жители Норты. Озерные. Сплошь Серебряные.

Надеюсь.

Эта мысль – сродни удару под дых. Мэйвен и раньше использовал Красных в качестве пушечного мяса или живого щита. Я даже не подумала об этом. Никто из нас не подумал – а может, остальным было все равно. Дэвидсону, Кэлу, даже Фарли, если она решила, что игра стоит свеч.

– Эй, – негромко говорит она, беря меня за руку.

От внезапного прикосновения я вздрагиваю – ее пальцы смыкаются на моем запястье, напоминая кандалы. Я с силой вырываюсь и отскакиваю, издав нечто вроде рычания. А потом краснею. Мне стыдно своей реакции.

Фарли отступает, вскинув руки и глядя на меня расширившимися глазами. Но в них нет ни страха, ни осуждения. Ни даже жалости. Только… понимание.

– Извини, – поспешно произносит она. – Я забыла, что не надо трогать твои запястья.

Я слегка киваю и прячу руки в карманы, чтобы скрыть фиолетовые искры на кончиках пальцев.

– Все в порядке. Я не…

– Мэра, я знаю. Так бывает, если немного притормозить. Тело снова начинает переживать то, что было. Иногда травм слишком много, и стыдиться тут нечего, – она кивком указывает в противоположную башне сторону. – И совершенно не стыдно пойти и немного поспать.

– Там были Красные? – перебиваю я и указываю на поле, на полуразрушенные городские стены. – Мэйвен и Озерные послали в бой Красных солдат вместе с остальными?

Фарли моргает. Она явно не ждала такого вопроса.

– Понятия не имею, – наконец отвечает она, и я слышу в ее голосе тревогу. Она тоже не знает. И не желает знать. Как и я. Я этого не вынесу.

Я разворачиваюсь, в кои-то веки вынудив Фарли рысить следом.

Вновь наступает тишина, в равной мере полная гнева и стыда. Я погружаюсь в нее и мучаю себя. Воскрешаю в памяти отвращение и боль.

Будут новые сражения. Будут умирать люди – неважно, какого цвета крови. Такова война. Такова революция. Под перекрестный огонь попадут и другие. Забыть – значит снова обречь их на муки – и следующие поколения тоже.

Поднимаясь по ступенькам башни, я держу сжатые кулаки в карманах. Сережка колет ладонь, красный камушек нагрелся. Надо выбросить ее в окно. Если я и должна о чем-то забыть, то именно о Кэле.

Но сережка остается.

Бок о бок мы с Фарли входим в зал совета. Перед глазами у меня все плывет, и я пытаюсь прийти в нормальное состояние. Наблюдать. Запоминать. Читать между строк, распознавать секреты и ложь в том, что осталось несказанным. Я понимаю, отчего мне так хотелось вернуться сюда, пусть даже я вправе уйти.

Не потому что это важно. Не потому что я могу быть полезна.

Потому что я эгоистична, слаба и труслива. Я не в силах остаться наедине с собой. Только не сейчас.

Поэтому я сижу, смотрю и слушаю.

И постоянно ощущаю на себе его взгляд.

Ее было бы так легко убить.

На шее Анабель Леролан черные и оранжевые драгоценные камни, перевитые нитями розового золота. Одно движение – и я могла бы перерезать старухе сонную артерию. Положить конец Анабель и ее замыслам. Разорвать проклятую помолвку на глазах у всех присутствующих в зале. Матери, отца, Кэла, не говоря уж о Красных бандитах и иностранных выродках, с которыми мы оказались связаны. Впрочем, Бэрроу нет. Она еще не вернулась. Возможно, продолжает скулить о своем потерянном принце.

Конечно, смерть Анабель положит начало новой войне, расколов и без того непрочный союз. Способна ли я на это – променять преданность на личное счастье? Стыдно задавать себе этот вопрос, даже мысленно.

Старуха, очевидно, чувствует мой взгляд. Ее глаза на мгновение обращаются ко мне, а на губах играет усмешка, когда она поудобней устраивается в кресле.

На ней роскошное красно-черное-оранжевое одеяние. Это цвета Калоров, не только Лероланов. Анабель недвусмысленно дает понять, кому верна.

Вздрогнув, я опускаю взгляд и разглядываю собственные руки. Один ноготь уродливо сломан, я повредила его в бою. Немедленно превратив одно из своих титановых колец в накладной коготь, я надеваю его на палец и постукиваю им по подлокотнику трона, хотя бы для того, чтобы позлить маму. Она искоса смотрит на меня – это единственное свидетельство ее раздражения.

Я мечтаю об убийстве Анабель и в результате перестаю слушать – а остальные продолжают строить планы. Наше количество сократилось, в зале совета остались только лидеры торопливо сколоченных фракций. Генералы, лорды, капитаны, члены королевских фамилий. Вновь выступает премьер-министр Монфора, затем отец, потом Анабель, и всё начинается сначала. Фальшивые голоса, наигранные улыбки, пустые обещания.

Жаль, что здесь нет Элейн. Надо было привести ее. Она просилась прийти. Более того, умоляла. Элейн всегда хотела быть поближе ко мне, даже перед лицом смертельной опасности. Я стараюсь не вспоминать последнюю минуту нашего свидания, когда она покоилась в моих объятиях. Элейн тоньше меня, но мягче. Птолемус караулил за дверью, чтобы нас не побеспокоили.

– Возьми меня с собой, – шепнула Элейн – в десятый раз, в сотый.

Но наши отцы это воспретили.

«Хватит, Эванжелина».

Теперь я проклинаю себя. В этом хаосе они бы ничего не заметили. Элейн – тень, в конце концов; невидимку можно провести куда угодно. Толли помог бы. Он не запретил бы своей жене пойти с нами, если бы я его попросила. Но я не рискнула. Сначала нужно было выиграть битву – и я не знала наверняка, кто одержит победу. И не хотела рисковать жизнью Элейн. Она талантлива, но воин из нее плохой. В гуще битвы она бы лишь отвлекала меня и заставляла волноваться. Ни того, ни другого я не могла себе позволить. Но сейчас…

«Перестань».

Я обхватываю пальцами подлокотник трона, мечтая превратить железо в рваные обломки. Многочисленные металлические галереи нашего родного поместья буквально созданы для терапии. Там я могла спокойно уничтожать все подряд. Изливать гнев, создавая непрерывно меняющиеся статуи и не беспокоясь о том, что подумают окружающие. Интересно, можно ли уединиться здесь, в Корвиуме, чтобы проделать то же самое. Мечта о возможности выплеснуть гнев позволяет мне сохранять здравость рассудка. Я царапаю когтем по трону, металлом по металлу. Тихонько, так что слышит только мама. Прямо сейчас, в присутствии нашего пестрого совета, она не станет меня бранить. Если уж я должна выставлять себя напоказ, то могу, по крайней мере, насладиться немногочисленными плюсами своего положения.

Наконец я перестаю думать об уязвимой шее старой королевы и об отсутствии Элейн. Если я хочу обрести свободу, нужно, по крайней мере, сосредоточиться.