Виктория Авеярд - Клетка короля [litres]

– Элла, Тайтон, – зовет Кэл и машет рукой.

Заслышав свои имена, оба поворачиваются, и вспышки внезапно прекращаются. Женщина опускает руки, и грозовой фронт начинает рассеиваться у нас на глазах. Она направляется к нам энергичными скачками, а за ней следует ее более сдержанный спутник.

– А я-то гадала, когда же мы познакомимся, – говорит она высоким, чуть задыхающимся голосом, который соответствует ее хрупкой фигуре. Без предупреждения Элла берет меня за руки и целует в обе щеки. Я получаю легкий разряд, искры перескакивают на мою кожу. Это не больно, и я тут же взбодряюсь.

– Я Элла, а ты, конечно, Мэра. А этот тощий водохлеб – Тайтон.

Мужчина, о котором идет речь, несомненно, высок, с коричнево-желтой кожей, россыпью веснушек и острым, как горная вершина, подбородком. Дернув головой, он отбрасывает свою белоснежную шевелюру набок, так что она падает на левый глаз. Правым он подмигивает. Мне казалось, что он стар, с такими-то волосами, но на самом деле ему не больше двадцати пяти. «Привет» – это все, что он говорит низким уверенным голосом.

– Привет, – я киваю электриконам, ошеломленная их присутствием и собственной неспособностью вести себя нормально. – Простите, я немного потрясена.

Тайтон закатывает глаза, а Элла хохочет. Через долю секунды я к ней присоединяюсь.

Кэл посмеивается.

– Ужасная шутка, Мэра.

Он чуть заметно тычет меня в плечо, и от него исходит тепло. Что не так уж приятно на пьемонтской жаре.

– Мы понимаем, – быстро говорит Элла, перехватив инициативу. – Всегда удивительно встретить другого Непримиримого, а уж тем более сразу троих, у которых такая же способность, как у тебя. Правильно, мальчики? – она тычет Тайтона в грудь, и тот недовольно хмурится. Рейф молча кивает. Такое ощущение, что в основном в этой компании разговаривает Элла – и, судя по синей грозе в Археоне, дерется тоже.

– Я от вас обоих просто в отчаянии, – бормочет она, качая головой. – Хорошо, что мы с тобой познакомились, Мэра. Да?

Ее энергия и открытая улыбка застают меня врасплох. Настолько милые люди всегда что-то скрывают. Я подавляю подозрения – достаточно, чтобы ответить Элле искренней (я надеюсь) улыбкой.

– Спасибо, что привел Мэру, – говорит она Кэлу, меняясь на глазах. Бодрая синеволосая шалунья выпрямляется, и ее голос звучит тверже – она превращается в солдата. – Думаю, теперь ей займемся мы.

Кэл отрывисто смеется.

– Сами? Ты серьезно?

– А ты? – парирует Элла, прищурившись. – Я видела ваши занятия. Легких ударов по мишеням вряд ли достаточно, чтобы увеличить ее способности. Или ты знаешь, как пробудить грозу?

Судя по тому, как Кэл кривит губы, я догадываюсь, что он намерен сказать нечто совершенно неприемлемое. Я хватаю его за запястье прежде, чем он успевает открыть рот.

– Военное прошлое Кэла…

– …в самый раз для предварительной подготовки, – перебивает Элла. – Идеально для того, чтоб научить тебя сражаться с Серебряными так, как делает он. Но твои способности выходят за пределы его понимания. Есть вещи, которым Кэл не может научить тебя. Вещи, которые ты должна усвоить либо трудным путем – сама, либо легким – с нами…

Мысль ясная, хотя и тревожная. «Есть то, чему Кэл не может меня научить. То, чего он не понимает». Я помню, как пыталась учить Кэмерон – я знала ее способность хуже, чем свою. Это было все равно что говорить на чужом языке. Я кое-как общалась с ней, но не всерьез.

– Я хотя бы посмотрю, – говорит Кэл с непоколебимой решимостью. – Это допустимо?

Элла ухмыляется и обретает прежнюю бодрость.

– Конечно. Впрочем, я бы посоветовала тебе отойти подальше и не зевать. Молния – она как дикая лошадь. Даже если ты ее обуздал, она всегда пытается вырваться на волю.

Он бросает на меня последний взгляд и чуть заметно улыбается в знак поддержки, а затем отходит в сторону, за пределы выгоревшего круга. Там он плюхается наземь, опершись на руки, и внимательно смотрит.

– А он очень мил. Для принца, – сообщает Элла.

– И для Серебряного, – вставляет Рейф.

Я с некоторым замешательством смотрю на него.

– Разве в Монфоре нет приличных Серебряных?

– Не знаю, не видел, – отвечает он. – Я-то родом из Пьемонта. Флоридец, – пальцами он изображает в воздухе цепь заболоченных островов. – Поступил на службу к Монфору всего два месяца назад.

Я смотрю на Эллу и Тайтона.

– А вы?

Элла отвечает быстро.

– Я из Прерий. Песчаные холмы. Беспокойные места. Моя семья постоянно перебиралась с места на место. В основном мы жили на западе, в горах. Монфор принял нас почти десять лет назад. Там я познакомилась с Тайтоном.

– А я из Монфора, – отвечает тот, как будто это что-то объясняет.

Он не очень разговорчив – возможно, потому что у Эллы слов в избытке. Мы с ней идем к центру «зоны поражения», пока я не оказываюсь прямо под продолжающим развеиваться грозовым облаком.

– Ну, давай посмотрим, с чем мы имеем дело, – говорит она, подталкивая меня на место.

Ветер треплет ей волосы, отбрасывая ярко-синие пряди за плечо. Двигаясь синхронно, мужчины становятся вокруг, так что мы вчетвером образуем квадрат.

– Начнем с малого.

– Почему? Я могу…

Тайтон поднимает глаза.

– Она хочет проверить твой контроль.

Элла кивает.

Я тяжело вздыхаю. Хотя я и рада встрече с товарищами-электрониконами, но чувствую себя непомерно опекаемым ребенком.

– Ладно.

Сложив руки чашей, я призываю молнию, и на пальцах у меня рассыпаются зазубренные фиолетово-белые искры.

– Фиолетовый? – ухмыльнувшись, говорит Рейф. – Мило.

Я с улыбкой окидываю взглядом их неестественно яркие волосы. Синий цвет, зеленый, белый.

– Я не планирую краситься.

Лето в Пьемонте мстительно-жаркое, и только Кэл его выносит. Задыхаясь от усталости и духоты, я пихаю его в бок, пока он не откатывается. Он проделывает это медленно и лениво, почти во сне. И в результате, не рассчитав, сваливается с узкой кровати на твердый пол. Кэл приходит в себя и подскакивает – растрепанный, с торчащими волосами, в чем мать родила.

– Клянусь цветами Дома, – буркает он, потирая голову.

Мне его не жаль.

– Если бы ты не настоял, чтобы мы спали в этой расфуфыренной кладовке, никаких проблем бы не было.

Даже здешний потолок, покрытый пестрой штукатуркой, меня угнетает. Единственное открытое окно не рассеивает жару, особенно в середине дня. И страшно подумать, какими тонкими могут оказаться стены. По крайней мере, Кэлу не приходится делить комнату с другими солдатами.

Возвышаясь надо мной, Кэл ворчит:

– Мне нравятся казармы.

Он неуклюже натягивает шорты. Потом на место со щелчком садятся браслеты. Замки у них замысловатые, но эта привычка вошла в плоть и кровь Кэла.