Александр Курзанцев - Инквизитор поневоле [litres]

Я видел, как Глушаков нахмурился, но возражать мне не стал, хоть и остался все равно при своем мнении – это было видно по его упрямому виду. И тогда я привел еще один аргумент, который, может, и не мог заставить его отказаться от задуманного, но отодвинул бы эти планы на очень и очень далекую перспективу.

– Послушай, – произнес я, – а ты, увлекшись внутриполитической обстановкой в империи, не забыл ли о внешней? Об окруживших страну со всех сторон эльфах, гномах, вампирах? О зонах магических катаклизмов, о древних полях сражений, откуда прет не пойми что? Ты разве не помнишь, что невозможно построить коммунистическое общество в окружении капиталистических государств? – уязвил я его вовремя пришедшей и хорошо понятной ему аналогией. – Так и тут. Пока нас окружает враждебная магия, мы просто не имеем права сознательно избавляться от своей, какой бы порочной и опасной она ни была.

Похоже, об этой стороне вопроса, окунувшись в мечты о всеобщем равноправии, мире и процветании, Сергей не думал. Он мигом посмурнел, поджимая губы. И замолчал. Надолго.

А затем, спустя добрые пять минут полной тишины, наконец нехотя, но все же правоту мою признал.

Вот только не отказался от идеи уничтожения всей магии, кроме трудовой, лишь отложил ее до момента, когда будет уничтожена магия всех прочих, враждебных нам рас и видов.

На это, впрочем, я уже с облегчением согласился. Ибо как можно уничтожить магию тех же эльфов – я не представлял, а сами эльфы вряд ли спокойно отдадут ключи от своего могущества, да и охраняется этот секрет явно так, как нам и не снилось.

В общем, принимал я эти обязательства со стойким убеждением, что в этой жизни такого уж точно не произойдет. Зато и товарища отказом не обидел. Тем более что, сместив фокус его внимания на нелюдей, в какой-то мере смог успокоить революционные порывы.

Не то чтобы революция была вещью однозначно плохой, нет, но прекрасно помня, скольких жертв стоила моей стране первая, с последовавшими за ней по пятам гражданской войной и интервенцией, а затем и вторая, что прошла в девяносто первом, тоже слизнув, как корова языком, десятки миллионов человек, я подобного здесь видеть не хотел. Не так, не такой ценой. Должен быть иной путь.

Почти полностью погрузившись в воду, я прикрыл глаза, постаравшись расслабиться и освободить потяжелевшую голову от лишних мыслей, и незаметно задремал.

Разбудил меня вернувшийся Вигир.

– Опять с дядь Сережей отмечали чего? – поинтересовался он с ехидной улыбкой, дипломатично отвернувшись, когда я, ежась, стал вылезать из полностью остывшей ванны.

– Да не пили мы, – буркнул я, слегка уязвленный намеком. Невольно подумал, а не часто ли мы пацану плохой пример показываем распитием алкогольных напитков. – Устал просто, расслабился, уснул.

– Верю-верю, – ответил мелкий засранец с большим потенциалом.

Натянув штаны и пройдя мимо него, я уселся в кресло у камина и спросил, глядя на весьма довольного собой парня, что плюхнулся в кресло напротив:

– Что, нагулялся уже?

– Ага, – щурясь как кот, объевшийся сметаны, произнес тот. – Кстати, я теперь прям как ты – с каждой из своей группы по очереди сижу за партой и гуляю. До вечера. А там уже и романтические поцелуи в наступающих сумерках, хотя бывает и больше…

– Так, – оборвал я его, – будь добр, избавь от подробностей.

– Ну ладно, – пожал плечами Вигир, – как хочешь.

В этот миг в окошко, в котором последним напоминанием о севшем за горизонт солнце полыхало красноватое зарево, впорхнула какая-то птичка и нахально села ко мне на подлокотник кресла.

– Ого! – выдохнул парень, разглядывая нежданную гостью. – Цвиг!

– Чего? – переспросил я.

– Цвиг. Птица такая. Редкая. Очень умная.

– И что ей у меня понадобилось? – поинтересовался я, стараясь не шевелиться и разглядывая серенькую пичужку с небольшим белым хохолком и бордовой грудкой, что, наклонив голову, поворачивала ее то в одну сторону, то в другую, словно прислушиваясь к нашему диалогу.

– Без понятия. Хотя… – Вигир наклонился, присматриваясь, – думаю, сейчас узнаем.

Подойдя, он аккуратно прикоснулся к лапке спокойно сидящего на месте и не думающего улетать цвига и одним ловким и быстрым движением снял с нее не замеченный мною маленький кусочек бумаги, свернутый трубочкой.

– Ну-ка, прочитаем! – парень увернулся от моей руки, отбегая в сторону, и продекламировал, выхватывая глазами строчки убористого почерка: – Милый Павел, мое сердце разрывается от столь долгой разлуки…

К счастью, в следующую секунду я все же смог поймать с хохотом скачущего от меня по чердаку шутника и отобрать записку. Подобное написать могла только одна особа, вот только нашему аватару совершенно необязательно было знать, какая именно.

– А мне мои еще такого не присылали, – завалившись обратно в кресло, объявил Вигир, видимо, решивший, что это сделала одна из моих одногруппниц. Что ж, пусть так и думает. Меньше знает – крепче будет спать.

– Естественно, – с деланым равнодушием высказался я, параллельно читая записку. – Ты ведь что? Сунул-вынул и пошел. А этого мало.

– А что еще-то?

– А как же поговорить? – покосился я на скривившегося аватара, сворачивая бумажку обратно в трубочку. – А поинтересоваться чувствами? Узнать, что девушка любит, о чем мечтает?

– Скукота… – протянул парень.

– Ну вот как перестанет это быть для тебя скукой, тогда и записки подобные получать начнешь.

– Не больно-то и хотелось, – отмахнулся Вигир.

Между тем я, подойдя к камину, бросил послание в магический огонь, проследив, чтобы то полностью сгорело. На память я не жаловался, поэтому прекрасно запомнил указанный адрес: «Постоялый двор “Три сосны” у восточных ворот, спросить Керрика». Как и приписку: «Ни в коем случае не демонстрируй, что ты инквизитор».

Для встреч инкогнито напоминание, пожалуй, было не лишним.

Искомый постоялый двор я нашел быстро и, бросив взгляд по сторонам, дабы убедиться в отсутствии слежки, быстро дернул на себя заскрипевшую дверь, входя внутрь.

Не обращая внимания на сидевших, как был, в запахнутом тяжелом плаще с глубоко надвинутым капюшоном, прошел к хозяину постоялого двора, что поднялся со стула и сейчас дожидался меня за стойкой.

Полноватый и добродушный на вид, он тем не менее весьма цепким взглядом пробежался по моей закутанной фигуре, но затем, чуть отведя взгляд, заулыбался и, подцепив пальцем кармашек жилетки, поинтересовался:

– Чего изволите, господин?

На всякий случай изменив голос, я хрипло, подражая Боярскому, прокаркал:

– Керрика ищу… – еле удержавшись, чтобы не добавить «каналья», настолько вошел в роль.

Взгляд толстяка на секунду вновь заострился, но по прошествии той он все так же благодушно сообщил: