Геннадий Башунов - Могильщик. Цена покоя

– Другие говорят, что исковерканные магией крысы, – пожал плечами светловолосый могильщик. – Да и в любом случае, они УЖЕ не люди. Или ты жалеешь цирковых животных? Так я могу тебе сказать, что в неволе они дольше живут, лучше питаются. Или ты жалеешь крысолака за то, как над ним потешаются, когда он трахает бабу? Так ему в этот момент ой как хорошо, и он совсем не обижается.

– Нет. Просто мы тоже не люди.

– Что?

– Мы уже тоже не люди, – зло повторил Велион. – Мы такие же выродки, рождённые войной. По крайней мере, так говорят те, кто считает себя людьми.

– Перегибаешь палку.

– Возможно. Но я в последнее время слышу об этом всё чаще.

– Веришь в бредни, которые несут жрецы Единого? Не ожидал от тебя. Так ты отказываешься?

– Нет, – сказал Велион, с секунду подумав. – Пять крон – большие деньги.

– Вот и хорошо. Давай есть рыбу. Всё-таки крысолак – животное, пусть и разумное. А мы с тобой когда-то, но всё же были людьми. Да и сейчас, как по мне, тоже ими остаёмся.

Черноволосый могильщик усмехнулся и потянулся за едой. Горячая рыба совершенно не жгла руку, если брать её в перчатке. Рыжий перчаток не носил. Может, думает, что так он больше похож на человека?

– Нужна верёвка, – пробурчал Рыжий, засовывая в рот парящий кусок рыбы. – И деревянные щиты. Говорят, эти засранцы нехило швыряют камнями.

– Ты же не с боем прорываться будешь, – хмыкнул Велион. – Хватит одной верёвки. Прокрадёмся днём в город… попробуем своровать детёныша… Они вообще чем занимаются днями?

– Кто бы знал… Говорят, они там даже что-то выращивают, хотя землю не обрабатывают. Думаю, как обычные крысы копошатся в помойке.

– Столько-то лет?

– Да не знаю я, как они живут! – раздосадовано буркнул Рыжий, бросая в огонь рыбьи кости. – Знал бы, не думал что да как делать!

– Неужели их никто не исследовал? – продолжал допытываться Велион. – Как живут, чем питаются? Не думаю, что разумная раса ни разу не привлекла внимания. Уж если я про неё слышал… Или ты ничего не пытался узнать?

– Да как же не пытался, пытался, – собеседник Велиона потёр жёсткий ёжик волос на макушке. – Но бестолку. И маги, говорят, пытались. Граф Ульский, здешний хозяин, снаряжал экспедицию лет семь назад. Из экспедиции, а, по слухам, ушло в неё три мага и две дюжины всадников, не вернулся никто, сгинули в городе. Он тогда взъярился, хотел сравнять могильник с землёй, но быстро успокоился. Во-первых, это привело бы к ещё большим потерям. Во-вторых, из-за крысолаков здесь слоняется меньше шушары вроде нас, могильщиков, и обычных мародёров. Так что всё оставили как есть.

– И ничего не известно?

– Практически.

– И что же ты собираешься делать? С верёвкой вломиться в город, похитить детёныша и драпать?

– Не знаю, – Рыжий тяжело вздохнул. – Не знаю. Может, понаблюдать сначала. На месте разберёмся.

Велион угрюмо кивнул. Предприятие нравилось ему всё меньше. Сгинуть от лап (или рук?) разумных не то зверей, не то почти людей, потом, скорее всего, оказаться в их желудках, вот как этот жареный окунь…

Пять крон – большие деньги.

– Надо купить верёвку, – повторил Рыжий. – Твою мать, – буркнул он, щупая бурдюк. – Пустой. Больше нет?

– Нет.

– Значит, надо идти в деревню. Не знаешь, ближайшая близко?

– В миле, – улыбнулся Велион.

– Я туда не пойду.

– Отдадим мою удочку взамен украденной, я её купил. Да и поедим нормально, а то я от этой рыбы только ещё больше есть захотел.

Рыжий подумал несколько секунд и кивнул.

– Ладно, – буркнул он. – Но если меня побьют, виноват будешь ты.

– Виноват будешь ты, – усмехнулся черноволосый могильщик. – И никто боле.

***

Валлай поправил камзол, но сделал это скорее из-за лёгкого невроза, чем неудобства – он давно привык к тесноте в локтях и лёгкой скованности движений. Ещё раз одёрнув рукава, кашлянул, утёр выступивший от жары на лбу пот и, наконец, постучал в ворота Храма Безликого и Столикого.

Вообще, храм был закрыт для любых посещений на реконструкцию, о чём знали все в городе, а если бы и не знали, то могли бы прочесть объявление на богато украшенной табличке, висящей прямо у молоточка. Но Настоятель говорил, мол, их пустят без проблем, и встреча будет деловой. А сам за час до назначенного времени прислал письмо, в котором писал о неотложных делах и попросил (скорее, приказал, но вежливо) рубаку идти самому, не пояснив ни с кем будет эта встреча, ни зачем она вообще нужна.

И вот, Валлай стоит у закрытых ворот, постукивает молоточком по наковаленке, ему никто не открывает, а прохожие смотрят на него, как на умственно отсталого. Один богато одетый старичок даже приостановился, но всё же прошёл мимо. А через несколько секунд вернулся и подошёл прямо к наёмному убийце.

– Молодой человек, – предельно вежливо произнёс старик и ткнул указательным пальцем в табличку, – вот здесь же написано: «Х-р-а-м…», – он принялся читать по буквам, как малому ребёнку.

– Я умею читать, господин, – нервно ответил Валлай. – Мне назначено.

– Никому не назначают в Храм Безликого и Столикого уже больше двух месяцев…

Практически бесшумно в воротах открылась небольшая дверь, которую Валлай даже не заметил, насколько хорошо она оказалась спрятана. В двери стоял тучный жрец в простой на первый взгляд рясе. Простой, если не считать, что сделана она была из шёлка, а шёлк здесь, в Ариланте, продавался на вес золота без всяких преувеличений. И, судя по объёму жреца, только его пузо скрывал приличный такой золотой слиток.

– Входите, господин Валлай, – проворковал жрец и посторонился.

«Я же сказал, мне назначено», – едва не сказал рубака вслух так, чтобы его услышали даже те, кто давно прошёл мимо, но, сдержавшись, просто кивнул старику и вошёл.

– Я не вижу господина Ангиура, – произнёс жрец.

– У него появились неотложные дела, – уклончиво ответил Валлай.

– Вы же знаете дорогу? – даже не скрывая надежду в голосе, спросил пузан.

– Нет. Я даже не знаю, с кем у меня назначена встреча.

– Прошу за мной.

Они прошли по аллее со стоящими в два ряда статуями Единого. Первая статуя слева скрывала лицо в ладонях, а у той, что справа, ладони были отняты от лица, на котором едва угадывались человеческие черты. Во второй статуе слева угадывался Кузнец, несмотря на то, что молота – обязательного атрибута – никто не изобразил, а справа – Мудрец. И дальше – Воин, Пахарь, Охотник… У статуй чуть дальше даже начали угадываться женские черты – более широкие бёдра, узкие плечи, наметившаяся грудь. Мать, Пифия…

Валлай приостановился у статуи, на лице которой явственно проступали очертания костей, а нос был слишком курносым, и кивнул ей. Пусть это не настоящая Костлявая, дань уважения он отдать обязан. Кто знает, может, жрецы Единого не так уж и ошибаются.