Алексей Кондратенко - Число начала

Катрина убрала алмаз в карман.

— Как она может забрать у меня что-то, если у меня ничего с собой нет?

— А как можно войти в полуночный луч луны?

Катрина не нашла что ответить на вопрос девочки.

— И все же ты зашла, — заметила девочка.

И только сейчас, услышав о полуночном луче луны, Катрина осознала — Королева Дверь это Анишира. Надсмотрщица Ключа из мифа, о котором ей рассказывал Милорош. Но наемница не могла вообразить, что слова мифа не окажутся аллегорией.

— Значит Королева Дверь это Анишира?

Девочка неожиданно вздрогнула. Да так, что тревога передалась самой Катрине. Синие глаза малышки испугано засверкали и сделались еще больше, она схватила наемницу за плечи и горячо зашептала:

— Ты не должна произносить этого имени! Запомни, Катрина! Никогда! Те, кто произносили это имя три раза, они навсегда оставались с ней! Если ты назовешь ее так или обратишься к ней так еще два раза, то никогда больше не вернешься домой. Королева Дверь не исполнит твою просьбу и не выпустит тебя!

— Хорошо, не буду. Не волнуйся, — успокоила Катрина, сама не веря в слова девочки.

— Не произноси это имя.

— Хорошо.

— Пожалуйста.

— Не буду.

— Не нужно заставлять себя поверить во все, с чем ты здесь столкнешься. Просто делай то, что должна. Сегодня здесь все принадлежит Королеве. Не хочешь верить, не верь, но не делай так, чтобы Королева Дверь могла принудить тебя поверить.

— Почему ее так зовут?

— Потому что без нее отсюда никому не выйти. Это ее прозвище, чтобы никто не называл ее настоящие имена, чтобы никто не знал ее настоящей сути и не видел ее настоящих лиц, — девочка протянула Катрине руку. — Пойдем, тебе пора. Я доведу тебя до того места, куда можно, а дальше ты сама.

Катрина осторожно взяла девочку за руку, и они двинулись в путь. Детская ладонь была такой хрупкой, мягкой и удивительно теплой для царящего вокруг холода.

Покрытый пеплом, как и все вокруг, холм возвышался над равниной. Как ни странно Катрина и ее маленькая спутница дошли к нему очень быстро. В пути девочка держалась без страха, но очень настороженно, часто оглядываясь, и, тем не менее, не останавливалась.

Они поднялись на вершину холма. Отсюда угадывались очертания гор, расположившихся впереди за небольшой равниной под холмом.

Девочка остановилась.

— В чем дело? — спросила ее наемница.

— Дальше ты пойдешь одна.

Катрина посмотрела вдаль, на горы.

— Тебе нельзя приближаться к Королеве Дверь?

— Не я ее ищу. Это нужно тебе.

— Хорошо, — Катрина отпустила руку девочки. — Впереди меня будет поджидать угроза?

— Да. Но это единственный путь, который можно пройти.

— Я поняла, — отозвалась Катрина, снова повернувшись к горам. — Тебе не будет страшно одной?

Девочка не ответила. Катрина обернулась к ней, но никого рядом с собой не увидела.

Перед ней простиралась и падала лишь пустая даль. В небе с грохотом прокатывалось тяжелое преломленное отражение перевернутых окрестностей психиатрической клиники. Глубина пространства в отражении разворачивалась и раскрывалась. Небосвод накрывала пространственная линза.

Вдруг, проделанный путь показался ей просто видением.

Катрина впервые обратила внимание на устройство этого мира и сопоставила пройденное видение с ожившим в памяти давним зимним происшествием. В детстве она испугалась лордоков и убежала в лес, и там потерялась. Леса Шумадии в центральной Сербии некогда славились своей обильной растительностью и даже служили хорошим укрытием для хайдутов, повстанцев, сражавшихся за свободу от османского гнета на Балканах. Для ребенка, маленькой девочки, какой Катрина оказалась в тех чащобах, подобная местность казалась страшной и в ней совершенно невозможно было ориентироваться. Спустя часы ее, замерзшую и виноватую, нашел отец и увез домой.

Войдя сюда, Катрина прошла какой-то барьер, и он прошел сквозь ее сознание в том числе. Подобно «Красным Дубам», преломляющимся в небе, лес Кадер и населявшие его ужасы, все минувшие видения — были преломленным искаженным отражением детского восприятия потерявшейся много лет назад Катрины. Отражением, скользнувшим в какой-то ментальной линзе, подобной той пространственной линзе, что простиралась в небосводе. Здесь происходили непостижимые преобразования фундаментальных законов. И это точно не иррациональный кошмар. Всё здесь подчинялось следственной закономерности и даже сложной геометрии. А значит, Катрина была жива и направлялась точно к цели.

Теперь Катрина была уверена, она находилась в месте, которое профессор Александр Вайнер вычислил и назвал Началом.

Ничто не существует, пока оно не измерено.

Нильс Бор

Исполинские горы отвесной сплошной стеной врезались в равнину и опрокидывались над ней в оптическом преломлении.

Перед Катриной темнело узкое ущелье между двух скал.

Наемница остановилась у самого входа в ущелье. Из глубины тянулся неизвестный тихий, отдельно живущий страх. Она привыкла, что страх будит в ней чувство голода, прежде страх был сладок. Но страх, которым веяло из ущелья, был заразителен и внушал только новый страх. Законы этого места проникали сквозь ее разум, вытаскивая на поверхность самые сильные и потаенные чувства. Другого выбора у наемницы нет. Она решительно двинулась в холодную тень между двух скал.

Ветер здесь с уродливыми стонами и воплями носился вверху ущелья. То там, то здесь на гладких стенах темнели странные овальные подпалины. Разной интенсивности, различных размеров они тянулись и вверх, и вдаль ущелья. Иногда одна подпалина перекрывала другую. Свежие были гораздо чернее старых.

Оценить, насколько высоко уходят стены скал, было сложно. Катрина чувствовала себя песчинкой в огромной вселенной, когда поднимала голову и смотрела вверх. Путь в ущелье пролегал прямой, лишь изредка виляя, он очень медленно уходил в подъем.

Впервые за более чем два столетия Катрина могла признать, что понимает, что чувствует мышь в мышеловке. Если вдруг на нее нападут сзади и спереди одновременно, наемнице будет негде скрыться. Никаких путей для отступления.

Единственное, что оставалось — скорее добраться до горы Корона.

По ущелью она двигалась довольно быстро, но конца пути все не было видно.

Катрина хотела бы оказаться сейчас дома. Перед ее мысленным взором пронеслись картины дома: большой роскошной комнаты с редко разжигаемым камином и резной мебелью эпохи барокко, углы которой растворяются в темноте. Высокая дверь слева от камина ведет в смежную спальню, просторную комнату с широкой кроватью, всегда убранной так аккуратно, словно ею никто не пользовался; комнатой-гардеробом со множеством изысканных роскошных нарядов. В тусклом свете качающейся на сквозняке портьеры, на туалетном столике блестят флаконы с парфюмом, расставленные в педантичном порядке, крышки которых покрывал тонкий слой пыли. Окна в эркерах за плотными темными портьерами хранят вечный полумрак.