Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II

Живых и мёртвых – всех вместе, без этого раздражающе нелепого и несправедливого разделения на мёртвых и на живых.

Авенезер подошёл к самому краю. Земля далеко внизу была странно размытой, проницаемой для глаза. Тонкие прожилки огня с глубиной утолщались, сливались в рукава, рукава – в реки, реки впадали в океан. По какому-то непостижимому ходу истины этот океан пламени был тем же самым, что и пламя, составляющее небесное солнце. Получалось, что и внутри солнца в каком-то смысле скрыт весь наш безмерный мир… равно как и далеко под ногами. Один и тот же мир. Как бы бесконечный. Из которого, однако, не вырваться, не убежать… Он мог всё это понять и представить, но не способен был ответить на вопрос: а для чего? Когда мир создавался, в такое его устройство наверняка вкладывался некий смысл…

Можно было бы взмахнуть руками и полететь. Пожалуй, единственный из всех чародеев, Авенезер уже умел летать без помощи крыльев. Но вместо этого он потрепал зверя по мягкому жаркому загривку.

Не всё, что умеешь делать, следует делать. И уж подавно – не следует делать всё то, что хочешь сделать внезапно. Твои желания могут оказаться совсем не твоими…

Граница Степи и Конкордии

Над опустевшим городком Меёва летел ветер, оставляя за домами и заборами вороха сухих листьев. Тучи толпились над входом в ущелье и дальше над рекой Сипотью; однако ни капли дождя не падало из них. Время от времени переговаривались громы.

Поздним вечером (никто из людей этого видеть не мог, потому что на много вёрст вокруг было только два человека, тащившихся по тракту в сторону Долины Качающихся Камней; они качались под ношей, мужчина и женщина, но всё равно шли, нашаривая дорогу палками: оба были почти слепые) после молнии, проскочившей в толще туч, в небе осталась огненная точка. Она повисела на одном месте, потом стремительно упала почти до самой земли – и поплыла против ветра в сторону города. Кажется, она увеличивалась в размере, несколько утрачивая яркость. Домов она достигла уже не ослепительной точкой, а шаром с человеческую голову размером. От шара шёл ровный розоватый свет – как от рассветного солнца.

Шар пролетел по центральной – и, в сущности, единственной улице городка, задерживаясь возле домов с выбитыми окнами. Потом он вильнул в сторону выезда на тракт. Задержался в тополиной аллее, полетел назад. И сразу же оказался перед разбитым зеркалом, прислоненным к стене.

Яркий утренний свет бил в амальгаму, и видно было, насколько это зеркало старое. Идущая наискось трещина – из левого верхнего угла, совершенно тёмного, – пересекала стекло более чем до половины и раздваивалась на конце. Надо полагать, трещины эти постепенно росли. Амальгама отслоилась широко, и если бы кто-то, знакомый с географией, смотрел сейчас на получившуюся картину, он изумился бы, до чего точно эти отслоившиеся участки похожи на контуры Мелиоры и части материка с Конкордией и Степью…

Наверное, он успел бы лишь изумиться – потому что в следующий миг шар дотронулся до зеркала. Несколько секунд он пребывал в неподвижности, а потом стал втягиваться в трещину, расползаясь по амальгаме ослепительной плёнкой.

И когда он исчез весь, зеркало с огромной силой взорвалось! Дом, к стене которого оно стояло прислонённым, взлетел на воздух, как охапка пылающей соломы. Брёвна, доски, щепа – всё это рухнуло на город, на груды сухих листьев, тут же подхваченных ветром…

Мелиора. Северо-запад кесарской области, азашьи земли. Село Лаба

На другой день Азар подняться с ложа не сумел, хотя и пытался. Оба стратига пришли к нему сами. С ними был чародей Ефраний. Он внимательно осмотрел комнаты Азара, начертил на стенах и потолке нужные знаки – и удалился.

Стратиги разговаривали с Азаром больше часа.

Потом послали за Живаной. Потом – за деревенским жрецом и нотарием – благо, это был один и тот же человек, старый сотник Поликарп. С Поликарпом у Азара вышел спор.

– Тебе что, не всё равно, дочкой её писать или женой? – доказывал Поликарп. – А вдруг родители живы? Неясность случится. А если женой…

– Пиши, как знаешь, – слабо отмахнулся Азар. – Ты у нас умный, ты законознатец, как скажешь, так и сделаем.

Так дева-лучница Живана Секунда неожиданно для себя стала Живаной Парфенией, замужней дамой, владелицей дома, двора, сада, небольшого, но холёного и отборного стада – и солидной доли в общественных земельных угодьях. Всё это было тщательно прописано в бумагах, заверено свидетелями: Артемоном Протасием и Андроником Левкоем, – и сдано на хранение нотарию.

Все присутствующие на церемонии знали, что счастливая новобрачная, возможно, станет вдовицей в этот же день…

Где-то

Отрада приложила руку к стене. Железо, шершавое железо… Грубый шов, ряд заклёпок. Высасывает тепло.

На ощупь вернулась к койке. Легла. Укрылась с головой. Не помогло. Темнота давила сверху, как поршень.

От пятнышка в глазу осталась лишь неразличимая точка. Это железо вокруг…

Так уже было! В точности так. Можно забыть то, что видишь глазами, но прикосновения запоминаются все. Было! Давно ли, недавно ли… Она не могла вспомнить подробности, но пока что ничего нового с нею не происходило.

Нет. Новым было то, что прошлый раз в руках её был револьвер… хотя бы и с одним патроном. Сейчас же не было ничего.

И прошлый раз что-то ещё произошло… кажется, её приняли за кого-то ещё… нет-нет, что-то другое, более… более страшное… но это помогло. Помогло скрыться. А сейчас её нашли. Люди с винтовками, свободно пришедшие в Мелиору, минуя всякие там пещеры и Кузни…

Но почему же – не помню-то ничего?!! Будто высосан кусочек мозга.

Нет, конечно. Просто ей запретили помнить это. Что-то очень-очень важное.

Что-то, что-то… что должен знать Алексей! Нет, наоборот – чего он не должен знать…

Да. И это как-то связано с железными стенами. С железными подземельями. С железом вообще…

Бросило в пот. Она съёжилась, поджала колени, прижала трясущиеся руки к груди. Железные подземелья. Она знала, что – спускалась в них…

Железо, истребляющее чародейство. Там, где она росла, железа было много, а чародейства мало. Потому что из-за железа чародейство хирело и гасло. А есть места, где никакое чародейство вообще не может существовать…

Да. И Алексей должен прийти туда. Только вот – зачем?

И как ему это сообщить?

…я ведь бежала тогда, чтобы сказать ему это! Передать слова… чьи? Нет, не вспомнить. Чьи-то слова. Слова кого-то… хорошего. Кого он знает, кому он поверит. Но вдогонку… что-то было сделано вдогонку. Что-то по-настоящему мерзкое.

Волосы шевельнулись. Кажется, возвращалась память…

Мелиора. Село Лаба

Ксантия и Живана даже всплакнули, обнявшись на прощание. Ксантия уходила вместе с отрядом, а Живане теперь была доля – лелеять дом. Раз уж так нелепо всё вышло…