Андрей Плеханов - Бессмертный мятежник

– Пойдет, – Эд взял девушку за руку. – А твой Демид, он кто – ученый? Он читает такие странные книжки… На японском языке?

– На китайском, – фыркнула Лека. – Просто он китаец. Беглый. Перекрашенный и переодетый. Даже во сне на китайском говорит. – Лека осеклась, неожиданно внимательный взгляд собеседника насторожил ее. – Ладно, что это мы все про Демида? Ты знаком с меню? Может быть, ты сам сделаешь заказ?

– Здесь не делают заказ. Хельмут сам выберет то, что, по его мнению, подходит нам больше всего. И еду, и напитки. И можешь быть уверена, ты не разочаруешься в его выборе.

– Класс! – Лека закрыла глаза. – Всегда мечтала побывать в таком ресторанчике. Слушай, а почему здесь никого нет?

– Сейчас слишком раннее время. И дождь. Это, в принципе, ночное заведение. И гости приедут сюда после десяти.

– И что, приезжает кто-нибудь?

– Можешь не сомневаться. Здесь всегда бывают в основном одни и те же люди.

– Богатые, наверное? Если Хельмут твой не прогорает?

– Богатые. И очень богатые. И не очень – такие, как я. Просто нужные люди.

– А ты нужный человек? – засмеялась Лека. – Кому нужный?

– Всем им. Я массажист. И, наверное, хороший массажист. Хочешь попробовать?

– Массаж? Омолаживающий, взбадривающий и немножко эротический? Ты мнешь стареющих теток? Гладишь их обвисшую кожу, разглаживаешь морщины? И они ловят кайф под твоими чуткими и сильными руками? Кряхтят, виляют задницами, делают тебе глазки и говорят всякие пошлости?

– Откуда ты знаешь? – Парень покраснел. – Это не совсем так.

– Так. Конечно, так. Они готовы отстегнуть любые бабки, чтобы их погладил по попке красивый мальчик Эд. А бедному Эдварду давно до смерти надоело это занятие. Он не воспринимает их как женщин, он ходит на пляж, чтобы посмотреть на красивых девчонок, он готов стоять часами под дождем, чтобы хоть мельком увидеть в окне девушку, в которую он нечаянно влюбился. Он обеспечен и приятен собой, а жизнь его – большая куча комплексов, и фантазии, которые никак не могут осуществиться.

Эд отвел взгляд и закусил губу. А потом посмотрел на Леку – очень серьезно и настороженно.

– Да, это так. Ты умеешь читать мысли?

– Умею.

– Это страшный дар. Наверное, противно жить, если всегда знаешь, что в голове людей, с которыми ты разговариваешь?

– Ладно, Эдичка, милый, не пугайся. – Лека провела пальцами по щеке Эда. – Это я так, придумала все, забудь. Прости за несдержанность. Просто меня раздражают люди, которые считают, что все в мире можно купить за деньги. Взгляд у них такой, знаешь, особый – они сразу оценивают, сколько ты стоишь. А кое-что нельзя купить ни за какие богатства в мире.

– Что, например?

– Счастье, любовь. – Лека вздохнула. – Любовь…

– Теперь я попробую догадаться, – сосредоточенно сказал Эдвард. – Ты любишь Демида. А он тебя – любит?

– Не знаю, не могу понять. Слова ведь так мало значат. Во всяком случае, это не мешает ему проводить ночи с другими, а потом снова возвращаться ко мне. Любовник, он, конечно, замечательный. Но одной меня ему явно мало.

– А ты… – Эд замялся, но сделал над собой усилие. – Ты не пробовала изменить ему?

– Пробовала, – откровенно сказала Лека. – Пока не получалось. Вот, может, с тобой получится…

Эдвардас едва не подпрыгнул на месте. Он спешно отвел глаза, сияющие так ярко, что больно было в них смотреть.

Ситуацию разрядил Хельмут, в огромном белом колпаке выплывший из-за стойки. На кончиках пальцев его балансировал поднос, уставленный горой тарелок и окутанный ароматным паром. На левой руке висело накрахмаленное полотенце.

– Як пани смакуе польске потравы? – мурлыкал рыжий прохвост. – Проше до столу. То бардзо смачно. Барщ, польски сандач, пегори с сэрэм, гжыбы мариноване. – Он ловко расставлял на столе тарелки. Насколько могла понять Лека, это был судак и что-то типа вареников с сыром. Все выглядело великолепно и благоухало, как в сказке. – Мамы бардзо добро вино бяло. – Повар разлил сухое вино в фужеры.

– Судак по-польски и язык по-польски, – Лека не выдержала и съязвила. Эдвард бросил на нее укоризненный взгляд, но Хельмут лишь ухмыльнулся.

– Пани очень веселая. Хотите попробовать мой язык? Всегда к вашим услугам!

На этот раз мрачного взгляда Эдварда удостоился повар. Эдик ревновал! Лека деликатно опустила глазки и занялась борщом.

Одежда Леки и вправду высохла замечательно. На этот раз она прошествовала в ванную без сопровождения Хельмута. Лека посмотрела в зеркало и показала себе язык. Все было замечательно – они танцевали с Эдвардом при свечах, Эд был мил и остроумен, он вел себя тактично и даже не сделал попытки залезть ей под халат, хотя девушка чувствовала, как его возбуждает близость ее тела. "Рыжий, небось, давно бы уже распустил руки. Но ему тут ловить нечего. Много у меня было таких, рыжих", – подумала Лека. Мысль о Демиде снова настойчиво полезла в голову, но Лека отогнала ее, словно муху.

"Ты всегда хотел, чтобы я нашла себе кого-нибудь. Теперь ты доволен?"

Она вышла в залу и кивнула повару головой.

– Спасибо, милый Хельмут. Знаешь, кто ты? Ты – волшебник хорошего настроения. Правда, правда.

– Спасибо, Леночка! – растрогался Хельмут. – Заходите ко мне всегда, хоть каждый день. С Эдваром, или с вашим мужем (он подмигнул Эду и тот снова помрачнел), или просто одна…

– Что было бы наиболее желательно, – резюмировала Лека. – Дзенкуе, до видзення, – выложила она весь свой словарный запас польского.

– До рыхлого зобачення, – невозмутимо ответил Хельмут. Лека не выдержала и расхохоталась.

– Как? Как? До рыхлого собаченья? Это еще что такое?

– До скорой встречи, – перевел повар.

И расплылся в золотозубой плутовской улыбке.

Эдвардас осторожно повернул ключ в замке. Родители давно спали, и он не хотел будить их. Он знал, что сейчас раздастся стук когтей по паркету и огромный его пес, Карат, вылетит в прихожую, подвывая тонко, как дворняжка, положит свои лапищи на плечи хозяину, и оближет его лицо…

Тишина. Эд недоуменно пожал плечами и тихо прокрался в свою комнату. Двадцать пять лет – конечно, он уже не мальчик, но для родителей он навсегда останется глупым ребенком, не знающим, что по ночам надо спать, а не шляться по городу, где бывают хулиганы и пьяные, особенно из этих, русских. Эдвард включил настольную лампу. Карат, немецкая овчарка, лежал на своем месте. Он едва поднял голову, посмотрел на хозяина тусклым взглядом и отвернулся.

– Карат, ты что-то чувствуешь? – Эд опустился на корточки рядом с собакой. – Ты что, ревнуешь? Милая псина моя, ты знаешь, как я счастлив?! Самая лучшая девушка на свете – она говорила со мной, она танцевала со мной. И она не боялась меня. Мы любили друг друга. Она была моей, понимаешь? Как тебе это объяснить?