Андрей Плеханов - Бессмертный мятежник

– Такого ваш Сергей Сергеич вам не показывал?

– Нет… – зашумел народец.

– Значит, опять он козел! – заключил Владик. – Значит, так: пока защищаться не научитесь, нечего вам тут рожи друг другу портить. Построились все в шахматном порядке! Быстро, быстро! Вот, это – самый простой блок, называется аге-уке. Рука вверх пошла! Медленнее, медленнее…

Владик знал свое дело. Нельзя сказать, что он был добр и нежен со своими учениками. Но, по крайней мере, он придерживался добротной методики обучения. Игорь краем уха слышал о ката – комплексах упражнений в каратэ. Что-то подобное они сейчас и разучивали.

– Ити, ни, сан, си, го, роко… – Влад ходил по залу и считал по-японски, с ухмылкой глядя на своих корявых учеников. Тонкие ножки, болтающиеся ручонки – было над чем посмеяться. Игорь постоянно пытался поймать взгляд Владика – не подаст ли тот какой-нибудь знак лично ему? Но Влад даже не глядел на Гошу.

Внезапно Игорь ощутил, что по телу пробежал его электрический разряд, заставляя сердце судорожно сжаться. Знакомое было ощущение. Гоша посмотрел на дверь. Ну да, конечно – его светлость Ираклий стоял в проеме, прислонившись к косяку. Лохматая псина Ирокеза немедленно побежала по рядам учеников, по-хозяйски принюхиваясь к каждому. Ребята заулыбались, движения их сбились с ритма. Они были счастливы видеть своего кумира. Ираклий появлялся почти на каждой тренировке, зорко следя за боевым духом своих подопечных. Он создавал свою маленькую армию, и бойцы его должны были твердо знать, ради чего укрепляют свое тело и терпят неудобства.

Гоша прилепил к лицу вымученную улыбку. "Ну все, блин, сейчас начнется идеологическая накачка! Фюрер чертов!"

– Приветствую вас, солдаты добра! – Отец Ираклий взмахнул рукой. – Дети мои, я счастлив видеть вас здесь – в добром здравии и добром расположении духа. Вы не забыли, что есть конечная цель в нашем движении к добру?

– Победа! – гаркнули ученики хором и Гоша открыл рот вместе с ними. Ответы были заучены давно, и ежедневная перекличка, прямолинейная, как пионерская речевка, не давала возможности впасть в губительные раздумья. Все было ясно и просто, все вопросы давно были решены Ираклием, ответы выверены в словесных формулах и вбиты в головы учеников.

– Что сделаем мы со злом?

– Убьем!

– Что сделаем мы с врагами добра?

– Уничтожим!

– Да, да, дети мои! Но не воспринимайте эти слова чересчур буквально. Ибо многих, способных еще повернуться к добру, мы не убьем, но направим на путь истинный. Мы ведь добры, не так ли? Мы лишь уничтожим ростки зла в душе их! И они пойдут с нами! Но есть такие враги, которых нельзя исправить! Они – порождение зла, они – зло воплощенное, и как бы невинны они не казались, нет им пощады! Кто это?

– Вьеты!

– А еще?

– Турки!

– А еще?

– Урки!

"Вьеты…" – Игорь тихо вздохнул. Почему-то урки, то есть уголовники, стояли у Ираклия только третьими в списке врагов. На втором месте были "турки" – так отец Ираклий величал всех выходцев с юга, в основном кавказцев. А на первом месте неизменно стояли "вьеты". Проще говоря, вьетнамцы.

Почему Ирокез так ненавидел именно их? Игорь не находил ответа на этот вопрос. Вьетнамцев в их городе осталось совсем немного. Когда-то их было действительно – пруд пруди. Автозавод «ГАЗ» пригласил их по соглашению с социалистической родиной, и та с удовольствием отдала задарма излишек голодной рабочей силы. Вьетнамцы – маленькие, аккуратные и узкоглазые человечки, жили своей изолированной жизнью – по десять человек в тесных комнатах обшарпанных общежитий. Работали за копейки, не спорили с начальством, а после рабочей смены бегали по магазинам и покупали кастрюли. Гоша почему-то так и запомнил вьетнамцев – все время с кастрюлями. Где только они их брали? Алюминиевые, огромные, по десять штук на каждого. Говорят, вьеты переправляли их на родину и выплавляли там из них деньги. Чушь какая! Потом вьеты появились и на рынке – торговали там дешевыми шмотками и кедами из белых тряпочек. Их гоняли все, кому не лень – и милиция, и местные бандитские громилы. Вьетнамцы терпели все. Говорят, кого-то они там зарезали, наркотиками торговали… Гоша не верил в это. Ему было жаль этих людей. Если уж в России им было лучше, чем во Вьетнаме, каково же жилось там, на востоке?

А потом социализм кончился. Кончилось и соглашение о работе. Узкоглазых рабочих стали бесцеремонно выпихивать на родину. "Езжайте-ка, мол, ребяты-демократы, к себе домой. Нам самим работы не хватает!" И опустели общежития. В городе осталось лишь десятка три вьетов – сумевших зарекомендовать себя незаменимыми специалистами, или успевших оформить брак с русскими женами, или просто скрывавшихся от высылки (попробуй, отличи их одного от другого!) Какой вред они могли принести Ирокезу?

Ираклий ненавидел всех "желтых". Гоша вспомнил, как на первое занятие к ним прибился один случайный парень. Звали парнишку Володя, был он корейцем – правда, лишь наполовину. Но внешность унаследовал довольно типичную – не спутаешь. Когда Ираклий пожаловал на тренировку и увидел его, аж побледнел. Сдержался, правда. Вежливо выпроводил бедного Вовку на улицу, а потом полчаса распространялся о том, какие сволочи "Вьеты". Ничего конкретного, конечно, не сказал. Опять громкие фразы: "Они несут зло, они дети зла, они губят культуру нашей нации, они грызут ваши души, как желтые личинки навозных мух", и всякое такое подобное. Когда Ираклий входил в раж, он извергал из себя потоки слов, брызгал слюной и размахивал руками. Игорю он был противен до тошноты. Но другие ученики слушали его, открыв рты, впитывая каждое его слово, словно губка.

"Я так больше не могу, – решил Гоша. – Мне нужно посоветоваться с кем-то. Иначе этот монстр раскусит и убьет меня, либо сделает таким же бемозглым идиотом, как все его солдаты. Боже праведный, подскажи мне, что делать"…

Господин Лю медленно ехал по пути, ведущем в Преисподнюю. То есть он и двое его слуг считали, что путешествуют в столицу Империи. Лю Дэань собирался сдать государственные экзамены и стать высоким чиновником. Он уже предвкушал почести и славу, и богатство. Но по-другому было записано в книге судеб. Недаром говорят: "Счастье изменчиво, как погода". Но о том, что произошло с господином Лю, слушайте дальше.

Нелегок был их путь. Наступила шестая луна – самое жаркое время года. Лю и его спутники обливались потом – хоть выжми, а лошади их едва волочили ноги. Не будем описывать сушь, которую пересекали путники. Лучше сделал это поэт: