Виктор Точинов - Полкоролевства в придачу

Звучало всё складно, и брат Брокюлар не отметил никакой лжи – но все равно в рассказе Изабо концы не сходились с концами.

А то я не знаю, как привыкла работать Святейшая инквизиция! Они десять раз все измерят и взвесят – чтобы ударить один раз, наверняка. Для завершения дела сюда понаехали бы самые изощренные в магии сестры в сопровождении большого отряда «алых плащей» – но никак не одинокая инквизиторша на пару с рабом-орком. Я готов свести близкое знакомство с главным палачом Аргайлского герцогства и его знаменитой позолоченной секирой – если сестричку Изабо не отправили в Буа с целью всего лишь разведки. А она, со свойственным ей авантюризмом, вознамерилась в одиночку захватить Эйниса…

Возможно, Маньяра посетили те же сомнения – но он ничем их не проявил. Лишь поинтересовался:

– Каким же образом, мзель де Бургилье, вы намеревались справиться с тварями леса? Если известные на сегодняшний день заклятия на них не действуют?

Мзель де Бургилье пояснила: святыми сестрами разработан ряд заклятий, воздействующих не на самих монстров, а на то, что их окружает. Подробности она раскрывать не стала. Но догадаться нетрудно – например, земля начнет вспучиваться защитными валами на пути Белой Слизи. Или станет липкой, как смола, – под лапками Прыгучей Смерти.

Обладая достаточным арсеналом подобных заклятий, можно забраться далеко в глубь Буа. Но у подобного плана действий имелся и недостаток. Я о нем лишь подумал, а Маньяр произнес вслух:

– В глубине леса попадаются твари, о которых разведчицы инквизиции не смогли бы разузнать ничего – даже самые смутные слухи о них не бродят среди местных обывателей. Чудовищные твари. Воистину чудовищные – даже в сравнении с Черным Мешком или Травой-Держиножкой…

– Вам доводилось глубоко проникать в Буа? – спросил я.

Сенешаль горько усмехнулся.

– Я видел Тур-де-Буа с расстояния в три полета стрелы… Всего лишь три полета стрелы…

Я удивился. Изабо тоже. Подробности своего рейда в лес Маньяр раскрывать не пожелал – встал, давая понять, что откровенный разговор завершен. Сказал:

– Завтра тяжелый день, надо хорошенько выспаться. Позвольте предложить вам, мессир Арноваль, ночлег в моей скромной палатке.

Пришла моя очередь его удивить.

– Благодарю за приглашение, мессир сенешаль, – сказал я, тоже вставая. – Однако предпочту воспользоваться гостеприимством мзель де Бургилье.

Изабо всё поняла и подыграла мгновенно. Подошла, обняла, положила голову мне на плечо. Промурлыкала нежным голоском:

– Я жду с нетерпением, милый Арно!

И удалилась в шатер.

Маньяру такой расклад не понравился. Думаю, отнюдь не из соображений высокой нравственности. И в самом деле, не для того же весь день его лучники толклись рядом, мешая нам с Изабо поговорить наедине – чтобы вечером мы уединились в ее шатре…

Но навязывать свою волю и ломать едва возникшую иллюзию взаимного доверия сьер Ги не стал.

– Покойной вам ночи, – только и сказал он. – Пойду, проверю посты.

Очевидно, Маньяр сообразил, что никто не мешает ему воспользоваться орханитом – благо магическим путем крупинки этого камня не обнаружить, да и заклятия неслышимости на них не действуют. Он не знал, что…

…что в храмовой школе Эрландера существовал лишь один метод наказаний. Провинившихся после окончания занятий запирали в особом классе и заставляли час, или два, или три (в зависимости от степени вины) изучать какую-либо толстую и скучную книгу. Особой популярностью в подобных случаях пользовались толстенные фолианты смутных и бредовых пророчеств блаженной Картасады. Должен признаться – излишним прилежанием к учению я никогда не отличался, но до сих пор могу с блеском выступить на любом теологическом диспуте, посвященном толкованию пресловутых пророчеств.

Изабо успевала в науках гораздо лучше – но, тем не менее, нередко оказывалась моей соседкой на жестких скамьях: слишком часто задавала преподавателям вопросы, которых не стоило задавать.

Класс для наказаний был единственным местом (за исключением храма в дни праздничных богослужений), где обучающиеся в школе мальчики могли пообщаться со своими соученицами. Но могли лишь теоретически – вставшему с места или заговорившему с товарищем по несчастью тут же добавляли лишний час пытки блаженной Картасадой. Причем преподаватели не надзирали самолично за своими жертвами. Именно этот класс был оборудован так называемым «ухом святой Дионы» – любой посторонний шорох становился слышен в комнате профоса.

Изабо, с раннего детства отличавшаяся изобретательностью, нашла весьма оригинальный выход: мы с ней на протяжении целых каникул упорно тренировались, залепляя уши комочками воска – и освоили-таки искусство читать речь собеседника лишь по движениям губ, не слыша ни звука…

С тех пор в компании Изабо часы наказаний пролетали куда быстрее.

Когда полчаса спустя я зашел в шатер, Изабо успела снять рясу. Нагрудный знак с изображением перекрещенных лабрисов оставила – украшал он теперь платье, тоже сшитое у хорошего портного, но простое, так называемое «дорожное», облачиться в которое можно быстро и самостоятельно, без помощи камеристки. Устав инквизиции, кстати, не приветствует ношение святыми сестрами партикулярной одежды. Но когда же Изабо подчинялась уставам?

– Не пугайся, братец, сейчас я наложу на тебя заклятие, – первым делом обрадовала меня Изабо. – Совершенно безобидное, клянусь памятью матери!

Пугаться я не стал. Но насторожился – знаем мы, что за безобидные заклятия у инквизиции…

Заметив мои сомнения, Изабо пояснила:

– Видишь ли, милый Арно, находиться в маленьком замкнутом помещении с мужчиной, проведшим весь день в седле и не принявшим после того ванну… Некоторых дам весьма возбуждают кавалеры, от которых за лигу шибает конским потом – но я не из их числа. Заклятие и в самом деле безобидное, только что испробовала на себе… Чем тебе больше понравится сегодня благоухать? Жасмином? Лавандой?

Мне было все равно. После минутного странного ощущения – словно по всему телу побежали мурашки – я и в самом деле уловил легкий, ненавязчивый аромат жасмина.

Изабо похвасталась:

– Ванна, прачка и парфюмерная лавка, – все в одном заклятии! Новая, улучшенная формула!

И в самом деле, понял я, – это не изобретение грязнуль-каэльнцев, заглушающее специфичный аромат баронов, раз в полгода забирающихся в бадью с горячей водой. А уж их баронессы… Помню, однажды… Ладно, не стоит о грустном.

Короче говоря, я почувствовал, что и кожа, и одежда у меня чистые. Поинтересовался одобрительно: