Симона Вилар - Ведьма и князь

Но вот... Есть! Даже не поворачиваясь, Малфрида увидела остроухую тень на снегу. Со спины, оказывается, подкрался голубчик!

– Я жду тебя. Ко мне. Подойди, я повелеваю.

Он приблизился, сперва во весь свой огромный рост, потом опустился на передние лапы, стал подползать. Глаза его белесо светились, клыки сверкали. А дыхание, как у живого теплокровного, расходилось на морозе паром.

Малфрида села на колоду и положила сжатые кулаки на колени. Глаза ее горели желтизной.

– Ты мой, ты принадлежишь мне. Сюда!

И оборотень послушно положил лобастую голову ей на колени, поскуливал, когда она стала поглаживать его уши.

Малфрида не боялась его, но и не смела отвлечься, следя за тем, чтобы волколак не вышел из-под ее власти. Был он странно неспокоен: несколько раз вскидывался, начинал озираться, один раз даже запрокинул голову к луне, и тишину ночи прорезал громкий волчий вой.

– Спокойно, мой зверь. Замри, повинуйся.

Ей надо было сосредоточиться и произнести сложное заклятие. Вот только подействует ли? И Малфрида, не сводя глаз с волколака, не отвлекаясь ни на что, стала медленно говорить положенные слова, с придыханием произносить нужные звуки, издавать шипение.

Снег снова стал поскрипывать, однако теперь ни волколак, ни склонившаяся над ним ведьма ничего не замечали. В дальнем конце поляны чуть дрогнули ветви, посыпался снег. Малфрида не повернулась, погруженная в ворожбу. А оттуда, из тьмы под заснеженными ветвями, за ними наблюдала не одна пара глаз. Охотники на снегоступах, с заостренными кольями, закутанные до самых глаз в меха и шкуры, смотрели на освещенную лунным светом поляну перед избушкой знахарки и видели, как ведьма со странно мерцающим желтым взглядом склонилась над распростертым огромным волком. Нет, волколаком, страшным сутулым чудищем в волчьем обличье, о котором иногда шептались у защитных очагов, чей вой угадывали в ночи...

– Теперь никто уже не сомневается? – молвил волхв Маланич, указывая рукой.

Молчание. Люди замерли, пораженные, не решаясь тронуться с места. Только староста шагнул чуть вперед, всхлипнул громко.

И тут ведьма подняла лицо, посмотрела жутким светящимся взором. Замерла. Она увидела их!

Толпа колыхнулась. Кто-то отпрянул, а кто-то, наоборот, бросился к ней. Первым рванулся Мокей. Подбегая на плетеных неуклюжих снегоступах, закричал, занося одной рукой кол, другой, вскидывая огромную кувалду. И волколак не успел вскочить, как вдовий сын уже был рядом... Но ударить не успел: с неожиданной силой, сбивая с ног, на него накинулся староста Стогнан.

– Нет! Погодите!

Они оба, староста и Мокей, повалились в снег, а волколак тут же подскочил, извернулся и сам бросился на людей. Когда и куда исчезла ведьма, никто не обратил внимания, так оглушил всех громоподобный рев волколака. А в следующий миг оборотень накинулся на первых, кто попался ему на глаза. На упавших Мокея и Стогнана. Староста оказался сверху, и волколак вцепился ему в шею, рванул. Стогнан еще трепыхался, когда оборотень почти подбросил его, отшвырнув, а сам наскочил на Мокея. И завыл, напоровшись на острый кол. Мокей выставил кол перед собой, уперев его одним концом в снег, и кричал от страха, что не сумеет удержать оборотня и тот доберется до него. Кувалду он выронил при нападении Стогнана, поднять ее не было ни возможностей, ни сил. Но – хвала светлым духам! – уже подоспели родовичи, стали вонзать в спину оборотня заготовленные колья, ударяя сверху кувалдами. Чуть самого Мокея не пригвоздили, тот едва успел увернуться и отползти – весь в снегу, без шапки, всхлипывая и лихорадочно ощупывая себя, в страхе, что волколак успел поранить его.

– Успокойся, – сказал оказавшийся рядом Маланич. – Ты цел. А вот его надо добить колом. – И он указал на лежавшего поодаль постанывавшего Стогнана.

Дважды повторять не пришлось, и родовичи тут же стали вбивать заготовленные колья в тело своего старосты. Зачем – не спрашивали. И так ясно: с тем, кто укушен оборотнем, надо поступить так же, как и с самим волколаком. А вот то, что разглядели потом, когда из лесу появились другие охотники, а с ними и бабы с факелами, взявшиеся подсобить мужикам... Пусть для чародеев лунная ночь и была светла, как день, но люди рассмотрели все как следует, только когда зажгли осмоленные факелы и посветили огнем.

В колеблющемся свете огней все увидели, как меняется тело волколака, как когтистые лапы превращаются в кисти рук, светлеет шерсть на голове, становясь обычными волосами, как уменьшается оскаленная пасть до размера рта.

– Да это же наш Учко! – воскликнул кто-то. Маланич переглянулся с волхвами.

– Теперь ясно, отчего староста пытался нам помешать. Однако где же Малфрида?

Люди были слишком поражены случившимся, чтобы заметить, куда делась знахарка, но потом кто-то все же вспомнил, что она кинулась в избу, когда все началось. Маланич взглянул на плотно закрытую дверь избушки и расхохотался.

– Не ожидал, что наше неожиданное появление так огорошит ведьму. Да и заветные знаки-надрезы на деревьях, похоже, сыграли свою роль, помутив ее разум.

Последние слова были обращены к волхвам, но на это мало кто обратил внимание. Люди понимали только одно: ведьма еще здесь, она напугана и прячется, а значит, им надо убить ее, изничтожить, погубить!

– Стойте! – вмешался Маланич, когда наиболее ретивые из охотников уже схватились за топоры и стали врубаться в дверь избушки. – Не с простой ведь головницей дело имеете, а с чародейкой. И она погубит еще не одного из вас, если не лишить ее сил. Огнем! Тащите хворост!

В это время Малфрида сидела в избушке, переводя дыхание. То, что сила ее так быстро развеялась, можно было объяснить только действием мощных чар... или ее собственным испугом. Но Малфрида не могла себе позволить испугаться. Разве не в ее власти разметать их всех, направив силу на кого пожелает? Иное удивляло: сил было необычно мало. Значит, все же кто-то навел на нее порчу, и умело навел. Но ничего. Она вновь сможет колдовать, сможет сосредоточиться. Вот только...

Малфрида почувствовала запах дыма. Огонь! Неужели эти люди решили сжечь ее? О, они знали, что делали. Она могла вызывать пламя, но не могла так сразу погасить огонь, зажженный от обычного огнива. Живой огонь – это то, что всегда противостоит силе колдовства. И если медлить, наступит момент, когда она уже не в с илах будет что-то сделать.

Малфрида заметалась по избушке, закашлялась от густо повалившего дыма. Спокойно, спокойно. Она рассмотрела у двери кладку бревен и приготовилась ударить. Потом отвлеклась, кинулась туда, где у очага на шкурах спал заколдованный ею Белолапый, подхватила пса, чтобы ее четвероногий друг не сгорел заживо. Поудобнее взяв еще сонную, поскуливающую собаку, она сделала резкий взмах рукой. Удар! Толстые бревна так и полетели в разные стороны, словно хворост от разрушенного шалаша, а кровля опасно накренилась. Где-то снаружи закричали, кто-то взвыл, задетый отлетевшим бревном. Малфрида же, не теряя времени, молниеносно вылетела в образовавшийся проход.