Николай Романецкий - Узревший Слово

— В Перынь! — Он кивнул Берендею. — Никаких срочных работ. Только в Перынь!

Едва проснувшись, Забава поняла: с нею снова что-то случилось. Отбросив в сторону одеяло, она энергичным движением вскочила с кровати. И замерла.

Тошнота исчезла. А вкупе с тошнотой исчезла и беспросветная тоска, мучившая ее в последние два дня. Наверное, бесы отпустили ее душу.

Ей вдруг вспомнилось, как мама учила ее, помыв посуду, обязательно переворачивать ее вверх дном. «Иначе в тарелки беси насерут!» Воспоминание было совсем не похоже на позавчерашние. Забава беспричинно расхохоталась и, напевая, принялась одеваться.

Она пела все утро. Домашние посматривали на нее с удивлением, а тетя Стася даже сказала:

— Ну, наша Забавушка, кажись, наконец проснулась.

— А я и не спала, — возразила Забава. — Просто настроения не было.

Ольга посмотрела на нее с ехидцей — мол, знаем мы ваши настроения! — но даже этот взгляд не мог сегодня задеть Забаву. Жизнь прекрасна — эту банальную фразу Забава мысленно произносила раз за разом. «Жизнь прекрасна!» Словно молитва, обращенная к богам, дабы они смотрели на Забаву добрыми глазами…

Боги смотрели на нее так до самого завтрака.

За завтраком все изменилось. Едва увидев чародея, Забава впала в ступор. Правда, она сумела не уронить поднос, который держала в руках, и потому ее состояния никто не заметил. Кроме Веры. Но та лишь понимающе кивнула головой. Наверное, когда вы излечиваетесь от любви, так все и должно происходить.

Впрочем, сегодня излечение происходило несколько по-другому. Тошнота так и не вернулась. Просто Забава как бы смотрела на себя со стороны. Бывает иногда подобное во сне — вы живете сразу за двоих. Но если один из вас двоих действительно живет — ходит, разговаривает, любит, — то другой лишь наблюдает за первым. И для чего производится такое наблюдение, вам не становится понятным, даже когда проснетесь. Может, тот, другой, и есть глаза богов?..

Так, словно во сне, и ходила Забава по дому. Сходство со сном усиливалось еще тем, что на Забаву навалилось равнодушие. Ее не трогали ни ехидные взгляды Ольги, ни вздохи тети Стаси, ни грозно сдвинутые брови дяди Берендея. Но самым главным было то, что сегодня ее не трогало и присутствие рядом чародея. Этот-то факт и заставил ее наконец поверить, что она сумеет-таки забыть этого несчастного, своего хозяина.

Паломная седмица сама собой давала Свету мощное прикрытие при прощупывании опекуна министерства безопасности Буни Лаптя. Нет ничего проще, чем организовать подобное прощупывание во время устраиваемого в каждую Паломную седмицу грандиозного служения Семарглу. Это вам не ежеседмичный ритуал в храме покровителя колдунов, это гигантское по количеству присутствующих действо в основном капище Перыни — Святилище. И в этот день в служении обязательно участвуют все волшебники столицы — от Кудесника до самого распоследнего отрока.

По традиции действо проводится во вторницу Паломной седмицы, что лишний раз подчеркивает особое положение Семаргла в Пантеоне — ведь в первый день воздают хвалу Дажьбогу и Мокоши, Перуну же и Додоле — только во середу, после Семаргла. Впрочем, это скорее подчеркивает социальное положение волшебников в словенском обществе. А Перун, хоть он и зачал Додоле Рюрика, покровителем Рюриковичей не считается — княжеский род находится под началом Дажьбога и Мокоши. Теологи объясняют это несоответствие религиозной реформой Ярослава Мудрого. Ведь до реформы верховным богом новогородских словен считался именно Перун — не зря же и Перынь тогда называлась (да и посейчас называется) Перынью. Но Ярослав в интересах государства его верховенство отменил. А история лишь подтвердила его мудрость. Воинство играет очень большую роль в жизни любого государства — это общеизвестно. Но не менее известно и другое — любому государству, в котором воинство начинает играть основную и главную роль, жизнь исторически уготована очень короткая. Тому примером хотя бы монгольская орда во времена ее жутких завоевательных походов: захватчики разбили почти все азиатские и восточноевропейские народы, но закрепиться сумели лишь там, где смогли наладить нормальную жизнь, — в Хорезмии.

Так что место Перуна в седмице — третье. Впрочем, ему-то грех обижаться. В арьергарде тоже немало богов. В четверницу — бог солнца Хорс и супруга его, богиня тепла Купала. В пятницу — бог весеннего плодородия Ярило и жена его, богиня живой природы Кострома. В шестерницу — владыка подземного царства Велес и половина его, богиня смерти Марена. А уж созидателю всего мира Сварогу и вовсе стоило бы с зависти удавиться — его славят аж в седмицу, самым последним по счету. Если бы Сварога интересовала эта очередность, он бы давно уже ввергнул мир в первоначальное состояние. Но Сварог — не Перун!..

Однако Семарглова вторая очередь была для Света несомненной удачей. Еще лучше было бы пощупать Буню Лаптя в первицу, но в этот день волшебники в служении не участвовали. С другой стороны, если бы Семарглу воздавали хвалу в последнюю очередь, Свет мог бы измаяться в нетерпении. Хотя Вера с Забавой вряд ли дали бы ему умереть со скуки!..

Все богослужения Паломной седмицы начинались ровно в полдень. Однако, чтобы вовремя добраться к Перыни, надо было выезжать в десять.

Завтрак проходил не как обычно. Света осенило возбуждение, и он в полную силу молол языком. Даже полусонная Забава удивилась. Впрочем, Свет уже через пять минут не помнил, о чем только что рассказывал: мысли его были в Перыни. Вера, наоборот, молчала, хотя ей, наверное, тоже хотелось поговорить. Во всяком случае, так казалось Свету. Причина ее молчания выяснилась в конце трапезы: Вера попросила, чтобы чародей взял ее с собой в Перынь.

— Так вот почему вы отмалчивались весь завтрак! — воскликнул Свет.

— Да, — сказала Вера. — Мне не хотелось, чтобы у вас испортилось от моей болтовни настроение.

Свет посмотрел на Забаву — тут наверняка не обошлось без ее участия. Во всяком случае, Свет бы не удивился, выяснись, что именно Забава рассказала гостье о сегодняшних планах хозяина — она, как и все домашние, прекрасно знала, чему вынужден посвящать чародей каждую вторницу Паломной седмицы, — и что именно Забава посоветовала гостье помолчать за сегодняшним завтраком. Но выяснять Свет ничего не стал. Он лишь сказал себе, что служанка неплохо изучила повадки хозяина — не хуже, чем Станислава привычки своего Берендея, — и согласился удовлетворить просьбу гостьи.

И тут выяснилось, что ехать гостье не в чем. Волшебники обязаны были приезжать на служение в официальных одеяниях — голубых балахонах с белым воротничком. Гости могли быть одеты во что угодно, но одетые во что угодно не допускались туда, куда допускались волшебники. А потому Вере пришлось бы наблюдать за службой отдельно от Света, и ей потребовалось бы давать сопровождающего. Само по себе это для чародея проблемой не было, но Свету вдруг захотелось, чтобы Вера находилась во время служения с ним рядом: все-таки за нею нужен глаз да глаз. И потому он сказал: