Николай Романецкий - Узревший Слово

Крови нет. Но видит он в зеркале не себя, а опекуна министерства безопасности Буню Лаптя…

Вновь ворвался в уши Света певучий тенор Верховного Волхва. Улетели в неведомую даль мощь и сила. Вновь встала неприступной стеной оболочка памяти Лаптя, и можно было подумать, что все это Свету лишь почудилось.

— Да взлелеем в сердце своем Семаргла! Да убьем в себе Додолу! — отозвался вокруг хор голосов.

Свет пришел в себя. Богослужение кончилось, исчез за порогом Святилища Боян IV, начали расходиться люди в голубом.

— А зачем убивать Додолу? — спросила Вера.

— Это традиционное окончание молитвы волшебников, — сказал Свет. — Объяснять долго… Впрочем, дорога у нас нескорая, я вполне успею рассказать…

И вдруг замолк. Оглянулся.

Сзади стоял низенький Буня Лапоть. Голубой балахон выглядел на нем бесформенным мешком, лысина блестела от пота, как зеркало. На лице его явственно отражались страх и ненависть.

Но смотрел Буня вовсе не на Света, он смотрел прямо в спину Световой гостье.

По возвращении из Перыни сели за праздничный стол.

Касьян постарался: стол ломился от закусок, а в воздухе витали такие ароматы, что любой гурман сошел бы с ума от нетерпения.

Сегодня был единственный из трехсот шестидесяти пяти дней, когда в доме накрывался общий стол, за которым устраивались и хозяин, и гости, и слуги. Свет любил этот день — общий стол напоминал ему трапезы в школе волшебников — но сейчас было не до праздников и воспоминаний. Во-первых, ему не давал покоя взгляд, брошенный на Веру Буней Лаптем. А во-вторых, после того, как он отдал должное государственным заботам, настала пора заняться своим многообещающим заклинанием.

Поэтому он впопыхах произнес обязательный хозяйский тост, без которого никогда не начиналось празднество, выпил с полкубка медовухи, быстренько перекусил и, извинившись перед честной компанией, умчался наверх. Впрочем, честная компания не обиделась — чародей есть чародей, у них праздников даже в праздник не бывает.

Ворвавшись в кабинет, Свет достал из стола лист бумаги, на котором красовалась выраженная в символах высшей математической магии формула прямого заклинания. Обложился справочниками и через полчаса сумел произвести необходимые преобразования. После этого перевел математические символы в язык жестов, атрибутов и акустических формул. Так, требуется Серебряное Кольцо и Волшебная Палочка, а звуковое отображение достаточно элементарно. И кстати не обеспечивается частотными характеристиками большинства женских голосов. Кроме чрезвычайно редкого среди волшебниц контральто.

Свет потянулся, встал и прошелся по кабинету.

А почему бы теперь не попробовать выведенное заклинание на практике? Страшновато, правда, но ведь рано или поздно все равно придется: вновь открытые заклинания волшебники сначала опробуют на своей шкуре. Так было всегда… Ну и не будем тянуть!

Свет протер мягкой тряпочкой Серебряное Кольцо на указательном персте десницы, достал из баула янтарную Волшебную Палочку, произвел необходимые пассы шуйцей, нарисовал Волшебной Палочкой магический знак и сотворил акустическую формулу.

Ничего не произошло.

Свет поморщился, проверил технологию сотворения заклинания. Ага, вот в этом месте акустической формулы должно быть не «ля» малой октавы, а «соль бемоль». А здесь не «ре», а «ми».

Попробуем еще раз!

Он сотворил новое заклинание. И тут же почувствовал, как потеплел его корень. Словно под горячим душем… А потом возникло и вовсе незнакомое ощущение. Корень зашевелился, отвердел и уперся в левую штанину.

Сосредоточиться на своих собственных заботах Свету так и не удалось. Буня Лапоть связался с ним, когда он еще не пришел в себя от незнакомого чувства радости, родившегося после успеха с первичной проверкой перунова заклинания.

— Здравы будьте, брате! Мне бы хотелось поговорить с вами. И чем быстрее — тем лучше!

— Будьте и вы здравы, брате! — Свет быстренько успокоил себя: вид радующегося чародея мог шокировать кого угодно. — Я к вашим услугам. О чем пойдет речь?

— Речь пойдет о вашей гостье. — Буня поморщился, словно ему было неприятно это слово. — Мне бы не хотелось вести разговор по волшебному зеркалу.

Свет понимающе кивнул:

— В таком случае жду вас у себя в любое удобное для вас время.

Буня скосил глаза в сторону, по-видимому, бросив взгляд на часы:

— Я смогу быть через сорок минут. — Физиономия Буни растворилась в серой дымке волшебного зеркала.

А Свет даже в ладоши захлопал: похоже, опекун министерства безопасности почувствовал появление в своей личной жизни того, с чем он боролся в интересах страны. И опасность эта показалась ему достаточно серьезной, чтобы сразу взять быка за рога. А Вера — лишь повод явиться в дом чародея Смороды. Значит, наступает решающий момент.

Свет тут же связался с Буривоем Смирным. К счастью, сыскник оказался в родимом служебном кабинете за родимым служебным столом.

— Здравы будьте, чародей!

— Будьте и вы здравы, брате Буривой! Только что опекун Лапоть напросился на визит ко мне в дом!

Глаза у сыскника широко раскрылись.

— Вы полагаете, что…

— Полагаю! И будет лучше, если вы без лишних расспросов, немедленно отправитесь ко мне. Лапоть обещал быть через сорок минут.

Смирный скосил глаза в бок — почти как пару минут назад Буня. Точно, часы у них на столах располагались одинаково, в левом дальнем углу.

— Я выезжаю немедленно. Воспользуюсь дежурной лошадью! Верхом я доберусь быстрее, чем Лапоть.

Волшебное зеркало посерело.

А Свет спустился вниз и, оторвав Берендея от праздничного стола, предупредил, чтобы тот лично встретил сыскника Смирного и немедленно — немедленно! — проводил к хозяину. И чтобы Петр немедленно — немедленно! — спрятал лошадь сыскника в конюшне. Всем последующим гостям, кто бы они ни были, о нахождении сыскника в доме не говорить ни слова. Честную компанию из трапезной не выпускать. Под личную ответственность эконома…

Берендей был практически трезв — наверное, чутье подсказало ему, что он скоро потребуется хозяину, — и тут же отправился исполнять задание. А Свет поднялся в кабинет, проверил лежащий в сейфе пистолет и переложил его в ящик стола.

Буривоя Смирного Берендей ввел в кабинет через двадцать пять минут.

Времени на длительные разговоры не было, и Свет поведал сыскнику о своих действиях на сегодняшнем богослужении по дороге в секретную каморку.

— Вы думаете, он все-таки почувствовал, кто именно пытался его прощупать? — удивился Смирный.

Свет пожал раменами:

— Увы, брате, кому известно хоть что-либо о том, как может повести себя Талант в минуты опасности?