Николай Романецкий - Утонувший в кладезе

— По-моему, сейчас еще не ночь, — бодро сказал Свет. — А если вы опасаетесь, что нас застукает ваша матушка, то весьма ошиблись. Я — достаточно квалифицированный волшебник, чтобы избежать оной оказии.

Удивление и неудовольствие тут же исчезли, остались тщательно скрываемые радость и ожидание. Однако великородная есть великородная.

— А почему вы решили, чародей, что у вас вообще есть какое-то право приходить ко мне и предупреждать мои опасения?

Свет не ответил — он искал следы волшебной манипуляции, способной изменить внешность. Вестимо, он не знал, какой бывает подобная манипуляция, но любое неизвестное заклятье враз оказалось бы подозрительным.

— Ну? — Княжна быстро превращалась в кикимору. — Или вы от собственной наглости язык проглотили?

Следов на ней не было.

Тем не менее Свет продолжал поиски — кто ведает, каким оно вообще должно быть, это гипотетическое заклятье!..

— Сие уже неслыханно! — Голос княжны налился гневом. — Пришел незваным и молчит! Ужель пара слов требует от вас таких усилий?

Свет почувствовал, как по лицу заструился пот. И тут усилия увенчались успехом.

Подозрительное заклятье имелось. Правда, располагалось оно совершенно в неожиданном секторе ментальности — там, где обычно никакие заклятья вовсе не работали.

Свет облегченно вздохнул и шагнул к девице. Положил руки ей на рамена.

Княжна словно того и ждала, прильнула к нему стремительно, повисла на шее. Перси ее оказались упругими, как резиновые мячи. Но это еще ничего не значило — они вполне могли оказаться именно резиновыми мячами.

Свет привычно приблизил уста к ее лицу.

Забава в этот момент обычно закрывала глаза.

Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея — снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.

Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.

Разочарование постигло его незамедлительно — левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного — перунова корня там не было и в помине.

Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица — корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею — по-девичьи — с явным удовольствием.

А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.

Именно по этой причине он ее и оттолкнул.

— Что вы, чародей?

Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.

И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.

Вернувшись в гостевую, он снова задумался.

Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже… Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.

Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму — слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием…

А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того — полноценное удовольствие… Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.

Словом, понятно одно — если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.

Конструированием этой западни он и занялся.

В дверь постучали очень тихо.

Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник — странно, вроде бы он его не гасил — и подойти к двери.

— Кто там?

— Откройте, сударь волшебник, — донесся умоляющий шепот. — Это я… Пожалуйста, откройте!

Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.

Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи — цвет Додолы.

— Зачем? — шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.

— Откройте, чародей! — снова взмолилась она. — Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.

Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.

К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой — отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.

Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..

Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.

Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки — ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.

— Это я, чародей — сказала она и переступила босыми ногами.

— Да, я заметил, — сказал Свет.

Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.

— А больше вы ничего не заметили? — спросила она.

— Заметил, — сказал Свет. — Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…

— Я вам не забава! — Княжна сверкнула очами. — Я девица серьезная!

— Это я тоже заметил, — сказал Свет. — И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.

Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…

И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…

— Да какая там ненависть! — сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. — Я же вас люблю, чародей! Без вас — хоть в петлю…

И тут в дверь снова постучали — осторожно, несмело, тайно.