Николай Романецкий - Утонувший в кладезе

Волкодлак разинул пасть, продемонстрировал Свету зубы, и тот понял, что оная пасть в один присест перекусит Снежанину шейку, такую тоненькую, такую изящную, такую любимую…

Ступор прошел. И варяжские слова вернулись.

Свет выхватил из кармана пистолет.

— Еще одно движение, и я прострелю тебе башку!

Волкодлак посмотрел ему прямо в глаза:

— Давай-давай! Скорее уж ее заденешь… А оборотню пули не страшны!

Свет нажал спусковую скобу.

Грохнул выстрел.

— Дурак! — сказал волкодлак. — Теперь здесь точно появятся стражники… Что ж, ты не оставил мне другого выхода! — Он стянул зубами обрывки платья с девичьей груди, коснулся носом ее левой перси, такой открытой, такой беззащитной, такой любимой… — Сначала я отгрызу ей вот это… Даю тебе одну минуту!

Свет выронил пистолет.

В мозгу его плавился страх за Снежану, и капли этого расплава прожигали душу. Кап-как-кап… Что-то стучалось изнутри, громко и настойчиво, но другое что-то не давало ему выхода. А капли падали…

Волкодлак легонько прикусил Снежанину персь, скосил на Света круглые коричневые глаза.

— Ну, решай!

И тут внутри взорвалось.

Понеслись во все стороны осколки, застывая на лету, превращаясь в тоненькие ниточки.

Вот одна коснулась сердца лежащей на диване девицы, ждущего, горячего, безмятежного…

Другая пронзила стены гостевого дома, стремительно пожрала городское пространство, миновала еще одни стены… — знакомые… резиденция Остромира?.. почему?.. — коснулась еще одного девичьего сердца, горячего, ждущего, тающего от страха…

Третья умчалась далеко-далеко, в никуда… — зима… Руки Двух Богинь… прости, мама, я не смог… — коснулась сердца, познавшего материнскую любовь, горячего, простившего, ждущего…

Снежана пришла в себя, но что-то не давало ей пошевелиться. Оскаленная волчья морда нависла над нею, но страха не было. Ведь ему нужна ее помощь…

Я с вами, мой!..

Сидящая с ногами на кушетке Забава вздрогнула так, что стороживший ее мужчина схватился за пистолет. Страха больше не было. Ведь Светушке нужна помощь…

Любимый, я с вами!

Дубрава Смородина не приходила в себя, и страха в ней не было. Но сыну нужна помощь…

Стрижик мой ясный, я с вами!

По пронзившим мир ниточкам хлынули силы в центр паутины.

Светову ментальность наполнил бездонный океан, в котором невозможно было утонуть. А из океана — как Афродита из пены — родилось заклинание, невозможное, грозное, неотвратимое…

Вытянулось лицо… Заострились зубы… Удлинились уши… Резко надвинулся пол… Со всех сторон понеслись резкие незнакомые запахи… А перед глазами возникли поросшие серой шерстью волчьи лапы.

Лейф понял, что снова ошибся, еще в тот момент, когда новоиспеченный волк Фенрир барахтался в куче чародеевой одежды.

Хозяйкины глаза источали на Лейфа жгучую ненависть — наверное, Труда вот так же смотрела на своих убийц, — но теперь стало не до хозяйки, и альфар с сожалением спрыгнул на пол.

Он не успел — Фенрир уже освободился от своих тряпок.

За дверью что-то крикнул жуликоватый портье. И тут же замолк.

Лейф даже не сообразил, кто из них двоих превратил Глеба в куклу.

Вот и мой Рагнарёк, подумал он. Но, о боги, разве эта схватка была моей целью? Где же я ошибся? Неужели судьба наказывает меня за то, что я рассчитывал, получив помощь, тут же избавиться от помощника?.. Да, рассчитывал, как же иначе?.. Ведь в этом мире нет места нам двоим. Хватит с меня и Великого Альфара!..

Да, подумал он, судьба не может быть так жестока ко мне! Ведь я только защищался… И потому боги помогут нуждающемуся… О вы, асы мои! Ты, великий Один, и ты, грозный Тор! Ты, добрый Тковчер, и ты, справедливый Сидналакс!.. Да пребудет со мной сила ваша! И тогда я легко справлюсь с этим юным щенком!

Он хлестанул себя хвостом по бокам и зарычал.

Фенрир ответил не менее мощным рыком.

И Лейф понял, что опять ошибся — рычал не юный щенок, а матерый волчара, зубы съевший в схватках с другими волками, которому было глубоко наплевать, что перед ним Видар, молчаливый бог, будущий мститель. Потому что Фенрир видел перед собой всего лишь оборотня, посягнувшего на беззащитную женщину.

И тогда Лейф понял свою главную ошибку. Следовало ставить на любовь, а он поставил на страх за самку. Но откуда ему было знать, если его первую возлюбленную безжалостно убили, а вторую он столь же безжалостно заставил любить себя сам? Там, где живет нежная страсть, нет места безжалостности. Но откуда ему было знать это? И если бы его сейчас выслушали, он бы высказал свое сожаление…

Однако сожалеть времени уже не было. Его Фенрир неторопливой трусцой шел по дуге, сшибая на пути стулья, и центром этой дуги был Лейф.

В коридоре испуганно вскрикнул ночной дежурный, наткнувшийся на бесчувственное тело портье. И тут же — без помощи Лейфа — превратился в очередную тряпичную куклу.

Ждать было нечего. Помочь Лейфу могло только чародеево неумение управлять волчьим телом, а это неумение таяло с каждой секундой, с каждым новым движением Фенрира.

И Лейф прыгнул.

Он целил в горло и почти попал, но в самый последний момент Фенрир увернулся, подставился левой лапой, и Лейфу ничего не оставалось как вцепиться в нее. Он ощутил знакомый сладковатый вкус крови, а потом мощный удар правой лапы Фенрира опрокинул его на пол.

Лейф попытался откатиться в сторону, но острые клыки стальными лезвиями располосовали горло.

Вот и завершился мой Рагнарёк, успел подумать он. Но все равно Лив и Ливтрасир…

Он захлебнулся горячей кровью.

И канул во тьму.

Обратное превращение произошло мгновенно.

И Света тут же захлестнула боль в левом предплечье.

Наверное, Снежана почувствовала эту боль, ибо зашевелилась, подняла голову.

— О боги! Светушко! Да вы весь в крови.

Она вскочила на ноги, увидела валяющегося на полу волкодлака.

— Оборотень?.. Вы все-таки отыскали его?! Исполать богам!

И вдруг двинула труп ногой.

— А вы, княжна, похоже не из пугли… — Свет, не договорив, застонал.

— Чтобы я испугалась эту тварь, да к тому же мертвую! — Снежана фыркнула. — Давайте-ка, я вас перевяжу…

Она схватила свою нижнюю рубашку, легко разодрала ее на полосы.

— Не удивляйтесь, нас учили таким вещам в Институте великородных девиц…

Подступилась к Свету. Пальцы ее были сильными и нежными, движения — стремительными и мягкими.

Боль быстро стихала.

На смену ей приходила боль другая.

Он всем своим существом ощущал наложенное на княжну альфарово заклятье. Теперь, когда Лейф мертв, этому заклятью жить недолго. И тогда…

Снежана ловко завязала импровизированный бинт узелком.