Тэд Уильямс - Марш Теней

В тот день Джил не вернулся в «Квиллер Минт». А за час до захода солнца королевские гвардейцы арестовали Тинрайта — с чернильными пятнами на пальцах и неистраченной монетой.

«Хорошо, что меня хотя бы не сковали цепью», — размышлял Мэтти Тинрайт. Но дела его были плохи. Он чуть не умер от страха, когда гвардейцы явились в таверну, чтобы арестовать его. А потом, когда он впервые увидел темницу замка и почувствовал запах сырости, замшелых камней, человеческих тел, заточенных в этих стенах, ему снова стало дурно. Одно дело — описывать страдания Силаса из Перикала, которого злобный Желтый рыцарь заточил в подземелье, и совсем другое — самому оказаться в тюрьме.

Он тяжело вздохнул, но потом испугался, что вздох примут за жалобу. А ему вовсе не хотелось сердить огромных мрачных гвардейцев. Двое из них разговаривали, присев на низкую скамью, третий стоял возле Мэтти с пикой в руках. Именно этот третий беспокоил его больше всего: солдат поглядывал на пленника с надеждой, что тот попытается сбежать. Тогда его можно будет наколоть на пику, как жареного зайца.

Но поэт не собирался бежать. Его разум настроился на покорность, как стрелка компаса поворачивается на север.

«Даже если замок вдруг рухнет, я все равно останусь сидеть на месте. И злобный сукин сын не найдет повода напасть на Мэтти Тинрайта».

Со своего места он видел Джила, сгорбившегося на полу недалеко от стола стражников. Тинрайт порадовался, что между дверью и Джилом стражников трое, а возле Тинрайта — только один. Значит, настоящим злодеем считали все-таки Джила. Хотя едва ли он напоминал человека, способного убежать. Лицо Джила ничего не выражало: он бессмысленно уставился на стену перед собой, словно сбитый с толку старичок, которого случайно оставили одного на рынке. Тот стражник, что неприязненно поглядывал на Мэтти, подошел к нему поближе, позвякивая кольчугой. Он встал совсем рядом, навис над поэтом, как скала, и аккуратно — но не без умысла — воткнул острие пики в пол, едва не задев пах Тинрайта. Если бы сейчас на Мэтти были его парадные штаны, гульфик оказался бы в серьезной опасности.

— Я видел тебя в «Сапогах барсука», — сказал стражник. Тинрайт смутился. Его беспокоило копье, воткнутое у него между ног, словно победный флаг. Он тут же подумал, что его обвиняют в краже сапог у кого-нибудь из друзей гвардейца.

— Ты меня слышишь, приятель? — спросил солдат.

Мозги Мэтти наконец заработали. Стражник говорил о таверне у башни Василиска, где Тинрайт бывал несколько раз, обычно в компании выпивохи драматурга Невина Хьюни.

— Нет, господин, вы меня с кем-то спутали. — Мэтти старался говорить как можно искреннее. — Я ни разу не был там. Я предпочитаю «Квиллер Минт» на Скрипучей аллее. Такой человек, как вы, конечно, не знает «Квиллер Минт» — это очень убогое место.

Стражник фыркнул. Он был еще молодой, с неприятным рыхлым лицом, а живот у него под мундиром заметно выпирал.

— Ты увел у меня женщину, — заявил он. — Ты еще заявил, что ей лучше пойти с такой умной лисой, как ты, чем с глупой свиньей, которая к ней пристает.

— Уверен, вы ошибаетесь, уважаемый господин.

— Ты также сказал, что ее груди — как две сдобные белые булки, а задница похожа на спелый гранат.

— Да нет — на персик, — поправил солдата Тинрайт.

В тот вечер он сильно напился, а значит, вполне мог употребить столь нелепое в данном случае сравнение, как «гранат». Он тотчас заткнул болтливый рот рукой, но было слишком поздно. Снова его подвел язык.

Стражник одарил поэта редкозубой улыбкой, и тот почувствовал, что ничего хорошего она не означает — это не восхищение его ловкостью в ухаживании за женщинами. Солдат наклонился и толстыми коротенькими пальцами схватил Мэтти за нос. Он крутил нос до тех пор, пока Тинрайт не завопил от боли. Стражник наклонялся все ниже, и его вонявший сыром рот приблизился вплотную к лицу Мэтти. Поэту повезло хотя бы в том, что он ничего не чувствовал защемленным носом.

— Если комендант не прикажет отрубить тебе голову — а если он прикажет, я буду в первых рядах зрителей, — приду навестить тебя в «Квиллер Минт». Ждать тебе придется недолго. Приду и отрежу у тебя кое-что лишнее. — Для убедительности он еще раз повернул нос поэта. — А тогда посмотрим, станут ли любить тебя дамы.

Дверь в темницу с грохотом распахнулась. Стражник успел напоследок еще раз повернуть нос Тинрайта, потом отпустил и выпрямился. В глазах Мэтти стояли слезы, а нос горел огнем.

— Клянусь штанами Перина, этот мошенник плачет. — Голос грохотал прямо у него над головой. — Неужели только воинов можно назвать мужчинами в этом королевстве? Неужели все прочие мужчины — сводники, развратники или плаксы, как этот?

Над Мэтти возвышалась необъятная фигура лорда коменданта, борода его была похожа на грозовую тучу.

— Ты расстроен из-за совершенных тобой преступлений против короны? — продолжал Броун. — Слезы помогут тебе у священников тригоната, но не здесь.

Тинрайт смахнул слезы.

— Вовсе нет, господин, я ни в чем не виновен, — ответил он.

— Тогда почему же ты плачешь?

Тинрайт решил не рассказывать, как поступил с ним стражник. Вдруг тот побьет его за жалобу?

— У меня простуда. Она так действует… иногда. Здесь влажный воздух… — В подтверждение своих слов Мэтти неопределенно помахал руками, потом снова запаниковал. — Не подумайте, я не жалуюсь на это место, господин, — забормотал он. — Со мной прекрасно обращались.

Тинрайт снова сбился. Он никогда не видел Броуна близко. Казалось, тот способен размозжить его голову одной рукой.

— Стены здесь крепкие, господин, и пол надежный, — закончил поэт.

— Подозреваю, что тебя кто-то побил, — сказал лорд комендант. — Если сию же минуту не замолчишь, я сделаю это еще раз. — Он повернулся к одному из сидевших на скамье стражников, сразу вскочившему на ноги. — Я забираю обоих пленников.

В дверях стояли стражники, что пришли вместе с комендантом. Он кивнул одному из них. На воинах были ливреи Лендсенда — поместья Броуна.

— Уведите их, — приказал Броун солдату. — Надо будет — побьете.

Тюремный стражник слегка удивился:

— А разве… разве принц и принцесса?…

— Естественно, они знают, — прорычал Броун. — Как ты думаешь, кто приказал мне их забрать?

— Ну да, конечно. Все верно, мой господин.

Тинрайт с трудом встал. Он совсем не хотел, чтобы его били, к тому же боялся разозлить великана коменданта, а потому покорно поплелся вслед за стражей.

Они долго шли за Броуном сложным окружным путем позади большого зала и наконец попали в маленькую, очень красивую часовню. Несмотря на ужас, сжимавший сердце, Тинрайт с удивлением смотрел вокруг себя. Достаточно было увидеть картины, чтобы понять: это часовня самого морского бога Эривора, покровителя Эддонов. Одна из достопримечательностей Южного Предела.