Шавина Виктория - Научи меня летать

По возвращении в крепость Надани сказалась больной и заперлась у себя в комнате. Она боялась встречи с уаном, и молила Богов, чтобы люди деревни напали как можно скорее, и пусть бы им всё удалось. Гебье, искренне взволнованный и удивлённый, явился осмотреть её. Ему оказалось достаточно единственного заклинания.

- К чему обман? - спросил он, не осуждая, но и не одобряя.

Надани пробормотала что-то невнятное - сил объяснить, что произошло в деревне, у неё не было. Ведун в тот день не стал настаивать, но на следующий явился снова. Взгляд его был недобрым, и женщина поняла, что стражники так и не научились держать языки за зубами.

- Как могли вы, госпожа Одезри, так отплатить мне за доверие? - с отчаянием вопросил он. - Я подданный Весны, я должен был сохранить тайну!

- Видишь, Гебье, - гневно воскликнула Надани, - ты тоже думаешь только о себе!

- Хорошо, - согласился ведун, в его речи не было и следа обычного уныния. - Забудем обо мне и поговорим о вас. Вы понимаете, что сделали?

- Я сказала правду. Почему я должна что-то скрывать от моих людей?! - с вызовом бросила женщина.

- Красивое объяснение, - мрачно отозвался Гебье. - Неужели вы до сих пор не поняли, госпожа Одезри? Они не ваши люди. Они заботятся о себе, и я не вменяю им это в вину, но им нет до вас дела.

- Всё потому, что я чужая! - запальчиво крикнула Надани и разрыдалась.

- Да, - резко ответил ведун, слёзы его не тронули. - Вы так часто об этом говорите, что я думал, будто вы это понимаете. Всё предельно просто: Келеф и я - на вашей стороне, люди владения - на другой. Быть может, однажды эти стороны станут одной, но сейчас это не так. И что сделали вы? Ударили в спину союзнику. Нет, обоим своим союзникам. Чего вы добились, госпожа Одезри? Какую победу празднуете, придумывая красивые речи о правде? Кто теперь с вами? Посмотрите внимательно: вы - одна.

Он не стал дожидаться ответа, резко развернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.

К удивлению мальчишки, никто не обругал его за самодельный наряд - мать прошла мимо, не заметив, а Меми, когда вернулась, была необычайно рассеянной и даже отвечала невпопад. На следующий день, проснувшись, Хин почувствовал слабость, спина и плечи горели. Няня встревожилась, попеняла ему за легкомыслие и ушла позвать ведуна. Мальчишка тотчас повеселел - ему редко представлялся случай понаблюдать за весеном, тот почему-то его избегал.

- Не паникуйте, - велел служанке Гебье, едва вошёл в комнату.

Он взял покрывало, завесил им окно и распорядился:

- Принесите лампу. И побольше воды - ему сейчас нужно много пить.

Вскоре после того, как Меми вернулась со светильником и кувшином, весен ушёл.

- Почему он меня не вылечил? - удивился Хин.

- Это вам в назидание, - сурово объяснила няня. - А то ишь чего выдумали: весь день на Солнце с непокрытой головой и плечами бегать.

"А что мне ещё было делать?" - хотел спросить Хин, но промолчал. Меми сама понимала, что здесь есть и её вина.

Мальчишка провёл в постели два дня, к нему изредка заходили то няня, то ведун. Он хотел, чтобы пришёл червь - с ним было весело, но, конечно, Хахмануху хватало важных дел. Да и почему он должен был уделять внимание едва знакомому мальчишке, когда даже мать не находила времени повидать своего сына?

На третий день в комнату заглянул Тадонг. Хин недоброжелательно уставился на него.

- Вставай и одевайся, - отеческим тоном велело разряженное как на праздник недоразумение. И предусмотрительно добавило: - Твоя мать так сказала.

Мальчишка презрительно оглядел напомаженные волосы летня. Его раздражал их цвет, более светлый и тусклый, чем у матери или самого Хина, но всё-таки рыжий.

Стражники разгуливали по двору, заткнув ножи за пояса и поглаживая рукояти. Келеф и не пытался отдавать им распоряжения, прекрасно зная, что они не будут выполнены. Синкопа вызвался ещё раз сбегать в деревню и узнать, что готовят люди, но уан ему запретил.

- Тебя могут поймать, убить и с воодушевлением приняться за нас, - пояснил червь.

- Я неуловим, - заверил паук. - Но нет, так нет.

Лятхи не стали пренебрегать осторожностью ради показного бесстрашия. Теперь они выходили во двор только тогда, когда этого нельзя было избежать, и всегда вдвоём. Хахманух набрался мужества и попытался уговорить Сил'ан на время оставить все мысли о реке.

- Если ты пойдёшь один, - решительно сказал он, - это вызов или удобная возможность. Сам понимаешь. А из нас какая охрана? Я дрался только один раз и то давно.

- У меня и в мыслях не было, - улыбчиво ответил Келеф.

Червю стало стыдно за появившуюся с недавних пор нервную манеру речи и стремление поучать других, он вздохнул:

- Ты прости, что я такой суматошный последнее время. Ох, не по мне нынешняя жизнь.

К реке отправились Ре и Фа с тонким и прочным, непроницаемым для воды полотном. Они наловили рыбы, свалили её в ткань, взяли края в клювы, образовав подобие гамака, зачерпнули столько воды, сколько смогли унести, и возвратились с ценной ношей в крепость.

На четвёртый день после приезда Хахманух вошёл в комнату, где лятхи и Сил'ан собирали и настраивали музыкальные инструменты. В передних лапах он держал четверть пергаментного листа.

Келеф, оставив остальных, подплыл к нему и негромко спросил:

- Что?

- Пришла беда - отворяй ворота, - вздохнул червь. - Приглашение на турнир. Мне нравится их стиль: изысканно и лаконично. Дескать, позвольте мы попробуем сразу от вас избавиться. А не удастся, так хоть познакомимся, чтобы при следующей попытке сделать меньше ошибок. Только этого нам и не хватало. Как думаешь отказываться?

Сил'ан взял у него послание, пробежал глазами.

- Никак, - ответил он. - Нельзя.

Надани сама себя загнала в ловушку. Соседи устраивали очередной турнир - на сей раз в честь прибытия нового уана. Она знала, что если никто из Одезри не будет присутствовать, все решат, что род утратил влияние. Поехать сама женщина не могла - тогда ей пришлось бы признаться в обмане, встретиться с Келефом, говорить с ним, смотреть ему в глаза. Выходило так, что на турнир должен был отправиться Хин.

Заставить ребёнка участвовать в сражениях никому не пришло бы в голову. Нет, Надани не верила в здравомыслие или милосердие летней: Хина оберегало то, что он не был благородным, а только высшему сословию дозволялось проливать кровь друг друга под торжественный бой барабанов и на потеху толпе.

Женщина вызвала к себе Тадонга и, приотворив дверь, велела тому собираться. Он просиял и напыжился, а Надани пожалела, что не может отправить с Хином Гебье.

- Всё твоё внимание должно быть отдано моему сыну, - ожесточённо проговорила она. - Если хоть волос упадёт с его головы, ты пожалеешь. Запомни!

Её слова ненадолго притушили тщеславное торжество, отразившееся на лице мужчины.