Андрей Ерпылев - Город каменных демонов

— Тогда они просто бесценны! Как вам удалось?

— А-а!.. — инженер махнул рукой. — Д-долгая история. В девяносто первом все почему-то считали, что область в-вслед за союзными республиками отвалится от России, и кто-то наверху р-решил подстраховаться…

— А почему документы хранились именно здесь? Не в городском архиве, к примеру.

— А они здесь и не х-хранились, — улыбнулся Сергей Алексеевич. — Р-разве похоже это на архив?

— Я понимаю…

— Это еще более долгая история, молодой человек, — внезапно поскучнел «архивариус». — И у меня совсем нет времени и желания ее рассказывать. Первому встречному — в особенности. Вы удовлетворили свое любопытство, юноша?

Евгений изумился перемене, произошедшей с таким радушным поначалу человеком. Даже заикание почти исчезло. У него и движения стали иными: экономными, скупыми… Прямо бальзаковский Гобсек [26] Гобсек — персонаж одноименной повести Оноре де Бальзака. Это имя, наряду с именем гоголевского Плюшкина, стало синонимом жадного человека, скряги, стяжателя. какой-то!

— Но поймите… — начал было Князев, но тут же был перебит.

— Вас интересовали подробности жизни и творчества Юргена фон Виллендорфа — вы их получили. Или вам мало этого? — Прохоров прихлопнул ладонью стопку листов.

— Этого? — молодой ученый обвел взглядом все бумажные развалы, загромождающие комнату. — А что тогда тут?

— То, что вас никоим образом не касается. Хотите знать? Хорошо, — инженер выхватил из стопки папку и, суетливо развязав ветхие тесемочки, распахнул ее перед Женей и пролистнул несколько страниц, явив тому какие-то графики, таблицы, тексты, напечатанные и написанные от руки вроде бы на немецком языке… — Вам интересно? — Он захлопнул папку, подняв облачко бумажной пыли, и, не глядя, швырнул обратно. — Все остальное — то же самое с небольшими вариациями. Для непосвященного — макулатура!

Но даже самому непосвященному было видно, что хранитель архива лжет.

— Для вас тоже? — буркнул Евгений.

— Для меня — тоже.

По всему было видно, что разговор закончен.

— Вы позволите хотя бы скопировать вот это? — Князев слегка потянул к себе только что прочитанные листки, но Сергей Алексеевич выдернул их из его пальцев, едва не порвав при этом, и кинул в ящик стола.

— У меня нет копировального аппарата. А вынести документы отсюда я никому не позволю.

— Даже если это макулатура?

— Именно поэтому.

— Хорошо. А переписать можно? Хотя бы выборочно.

— У меня нет времени. Ко мне вот-вот должны прийти… Честь имею.

В этот момент в так и не запертую дверь снаружи кто-то толкнулся…

Заводская территория действительно оказалась Зоной. Коварной и недружелюбной к людям.

Стоило Вере отойти метров пятьдесят по тропинке, петлявшей между прячущимися в сероватой жесткой травке каменными обломками, как что-то хрупнуло под левой ногой, и девушка не успела ничего понять, как оказалась лежащей на земле. Чуть позже прорезалась пульсирующая боль в руке.

«Вот так номер!»

Выяснилось, что левая туфелька уже не существует как единое целое: каблук, прикрепленный на совесть по меркам добросовестных французов, не вынес чересчур тесного общения с российской действительностью. Странно: никаких ям или трещин на желто-серой пыльной полоске земли не наблюдалось. Каблук, видимо, просто решил не вовремя отстыковаться от обуви.

Гораздо серьезнее обстояло дело с рукой. На предплечье пролегла глубокая, сочащаяся кровью царапина чуть ли не от запястья до локтя. И виновник никуда не прятался — прямоугольный кусок серого камня размером в стандартный строительный шлакоблок.

— У-у, зараза! — Вера, морщась, поднялась на ноги и от души пнула носком пострадавшей туфли каменюку. Чего жалеть — все равно на помойку выбрасывать! — Валяется тут…

«Кирпич» оказался совсем не тяжелым и легко завалился набок, явив скрытый до сих пор глубокий рельеф, поблескивающий под солнцем и совсем не сочетающийся с грубой ноздреватой поверхностью остальных граней.

«Занятненько…»

Девушка присела на корточки и, рискуя свернуть шею, попыталась разглядеть изображение, видимое под не очень удобным для зрения углом.

Сперва она никак не могла понять, что ей это напоминает. Нечто подобное вычурной морской раковине, вмурованной в бетонный слиток. Вернее, ее оттиск… Вернее…

Внезапно она поняла, что это такое.

Она впервые видела человеческое лицо, как бы вывернутое наизнанку, впечатанное вглубь, да еще в таком странном ракурсе, когда прихотливая игра бликов и теней делает любой предмет неузнаваемым. Название завода «Красный литейщик» говорило само за себя — скорее всего, это была часть бракованной литейной формы, выброшенной за ненадобностью, но Вере стало не по себе. Особенно при взгляде на уродливую трещину, напрочь отсекавшую подбородок «вынутого» лица. Стараясь не глядеть в сторону камня, она торопливо заковыляла прочь.

Идти на одном каблуке оказалось более чем неудобно, и через несколько десятков шагов журналистка сняла туфли, чтобы дальше шлепать босиком, пугливо поджимая пальцы от непривычного ощущения под ступнями и моля про себя Бога, чтобы не попался осколок бутылки или, что еще хуже, ржавый гвоздь. Но тонкая шелковистая пыль приятно холодила кожу, забавно протекала между пальцами, и постепенно Вера расслабилась, привыкая к новому для себя способу передвижения.

Загадочные конструкции вблизи оказались более чем безобидными остовами машин вроде подъемных кранов и погрузчиков, «античные колонны» — пустыми металлическими бочками из-под каких-то химикатов или банальной солярки (одну даже украшала привычная русскому взгляду псевдоматематическая формула из трех знаков, намалеванная белилами), мирное болотце — ямой, заполненной чем-то густым и маслянистым — совсем не совместимым с живой природой… Да и «кратер», по краю которого вилась тропинка, обернулся тривиальным котлованом, на дне которого громоздились груды всевозможного мусора… Помойка… Одним словом, обычный индустриальный пейзаж со всеми сопутствующими прелестями.

Попадалось и немало интересного. Например, огромная груда смятых и исковерканных скульптур, покрытых благородной патиной, но золотисто сверкающих на изломах все тех же Владимиров Ильичей, немо обращавших к небесам изуродованные лица. Или целый штабель металлических чушек, похоже, тоже медных или бронзовых. И это в наше беспокойное время, когда за несколько метров алюминиевого провода могут убить, а латунные таблички сворачивают не только с дверей квартир и кладбищенских обелисков, но и присутственных мест! Поистине чудеса…

Когда девушка поднялась на насыпь узкоколейной железной дороги, пересекающей наискось «поле чудес», до пакгаузов оставалось рукой подать. Вера уже было начала набрасывать в уме шутливую статейку в виде пародии на «Пикник на обочине», как в кустах, мимо которых она проходила, заворочалось что-то крупное, даже, как показалось, огромное. Сердце сразу оборвалось…