Барб Хенди - Похититель жизней

Пристально, очень пристально он всмотрелся в пса, который трусил прихрамывая рядом с полукровкой.

Серебристо-серый, крупнее лесного волка, да и морда гораздо уже, длиннее, чем волчья. Даже издалека, когда пес оглянулся через плечо, было видно, как светятся его прозрачно-голубые глаза. Сгэйль опустил лук, очень медленно ослабил натяжение тетивы — и сидел молча, глядя, как исчезают в темноте человек и пес.

— Маджай-хи! — потрясенно прошептал он.

Торет в одиночестве сидел в гостиной, дожидаясь, когда вернется Чейн и доставит ему свежую кровь. Рана в груди уже не болела, но потеря крови истощила силы Торета, и сейчас его мучил не только обыкновенный голод. С каждой минутой сам облик «Торета» все больше казался ему нелепой маской, а на смену этой маске все властнее стремился проснувшийся в нем «Крысеныш».

Вновь и вновь проигрывал Торет в уме все сцены боя, который произошел минувшей ночью, — и его все явственней охватывал страх. Да, он сильней полукровки, но даже с мечом, даже после уроков Чейна он в который раз проиграл беловолосому ублюдку.

В гостиную вошел Тибор, и вид его сразу отвлек Торета от невеселых мыслей.

— Прошу прощения, хозяин, там пришли и хотят вас видеть.

Рана в горле бывшего матроса затянулась, но на коже остался отчетливый след ожога. С тех пор как Тибор стал вампиром, черты его худощавого, с орлиным носом лица еще более заострились. Кожа, продубленная ветром и морской солью, постепенно теряла свой грубый загар. В карих глазах Тибора была отрешенная грусть.

— Ты давно дружил с Сестмиром? — спросил Торет.

— Он был мне братом. — Тибор помолчал. — И, само собой, мы вроде как дружили.

Братом? Странно, как он сам не догадался, эти двое так похожи. Были похожи.

— Кто там пришел? — поинтересовался Торет. Он сейчас не в том состоянии, чтоб беседовать о делах.

— Шикарный господин, — ответил Тибор, — сразу видно, что не из простых.

Торет слегка напрягся:

— Темноволосый? С седыми висками?

— Точно так, хозяин, он самый.

Меньше всего на свете Торет сейчас хотел бы встречаться с этим загадочным типом, который то и дело являлся невесть откуда со своими предостережениями насчет дампира.

— Скажи ему, что меня нет дома.

Тибор повернулся к выходу из гостиной, и тогда из вестибюля донесся звучный холодный голос:

— А я полагаю, что тебе лучше принять меня.

С этими словами незнакомец вошел в гостиную — все такой же элегантный, в длинном черном плаще первосортного покроя и идеально облегающих руки перчатках. Торет испытал краткий прилив праведной злости.

— Это мой дом, — процедил он. — Я не слишком хорошо себя чувствую и не склонен принимать гостей.

— О да, еще бы, — все так же холодно отозвался незнакомец. — Насколько я понимаю, тебя ранил полуэльф. Промашка, недостойная твоего статуса.

Статуса? Издевается он, что ли? Тоже, нашелся шутник… Торет глянул на Тибора:

— Подожди в столовой. Это ненадолго.

Тибор кивнул и вышел, и тогда Торет встал.

— Где сейчас дампир и полуэльф? — спросил незнакомец. — Даже я, со всеми своими возможностями, не могу их отыскать.

Торет глядел на незваного гостя и гадал, сколько же ему на самом деле лет. Выглядит-то он на сорок с небольшим, но… И вид у него сегодня потрепанный, усталый, точно с недосыпу — не то что в прошлый визит. Отчего же это он так интересуется дампиром и зачем, какой выгоды ради, ему понадобилось предупреждать Торета об опасности? Торет вдруг осознал, что в ответе на этот вопрос он больше не нуждается.

— Понятия не имею, где они, — проговорил он, — и потом, мне на это наплевать. Завтра я увезу свое семейство из города.

— Увезешь? — ошеломленно повторил незнакомец. — Куда? Для тебя единственный шанс уцелеть — это уничтожить дампира.

Торет скривил губы в гримасе, лишь отдаленно похожей на усмешку:

— Знавал я уже одного любителя напевать эту песенку. Теперь его кости превратились в прах, а на прахе стоит таверна дампира. Месть, видишь ли, — дорогое удовольствие.

Голос незнакомца дрогнул от неприкрытой злости:

— Теперь на закате стражники запирают городские ворота. Никто не может ни войти в город, ни его покинуть. Даже решетки на стоках, которые выходят в залив, теперь заперты и днем и ночью. А уж перелезать через все крепостные стены Белы — занятие в лучшем случае трудное, а в худшем — опасное.

Торет отвернулся, с новой силой ощутив бесцельность и безысходность своего нынешнего существования.

— Мало же ты обо мне знаешь, если думаешь, что я не сумею проскользнуть между смертными стражниками. Убирайся прочь и больше сюда не возвращайся.

Он услышал за спиной шаги и круто развернулся. Незнакомец подошел совсем близко. Странное напряжение отразилось на его холеном лице — словно он только что принял важное решение.

— Или мне приказать Тибору, чтобы тебя вышвырнул? — осведомился Торет.

Незнакомец открыл было рот, но тут же закрыл. И отступил на шаг, обретая обычное бесстрастие.

— Как пожелаешь, — бросил он и, повернувшись, вышел из гостиной. Торет последовал за ним и, убедившись, что тот ушел, запер входную дверь на засов.

— Тибор!

Бывший матрос тотчас появился в вестибюле:

— Да, хозяин?

— Когда вернется Чейн, впусти его — и больше никого. Если снова придет этот человек, прогони его прочь. Понял?

— Да.

Торет поднялся по лестнице на верхний этаж. Он устал, он совсем обессилел, он отчаянно нуждался в крови, но, по крайней мере, ему теперь было совершенно ясно, что делать дальше. Не постучавшись, он вошел в спальню Сапфиры. Она одевалась перед большим овальным зеркалом.

— Торет! — вскрикнула она в притворном удивлении. И внимательно оглядела его с головы до пят.

Торет знал, что он бледнее обычного и один глаз у него до сих пор закрыт, но зато он переоделся в свежую тунику, которая надежно прикрыла остальные его раны. Сапфира зашнуровывала корсаж красного бархатного платья, и вид этого наряда неожиданно тронул Торета. Он вспомнил, что Тиша наряжалась иногда в красный бархат, хотя и не такого кричащего оттенка. Сапфира капризно надула полные губы, состроила злую гримаску и вдруг, сверкнув ослепительной улыбкой, обхватила руками шею Торета.

— А ты выглядишь гораздо лучше, — заметила она, погладив его по плечу. — Знаешь, прошлой ночью я просто смотреть не могла на все эти раны, кровь и грязь… Я ведь такая тонкая и чувствительная натура!

Что ж, вполне вероятно, что так и было, и Торет, позабыв все обиды, откровенно любовался Сапфирой.

Пускай она и не Тиша, но зато принадлежит ему, только ему.

— Тебе надо поесть, — объявила она. — Сейчас я оденусь, и мы вместе отправимся на охоту. Ты получишь любую добычу, какую только пожелаешь! — И Сапфира вновь ослепительно улыбнулась, видимо восхищаясь собственным бескорыстием, — ведь она в кои-то веки считается с желаниями Торета!