Constance_Ice - Гарри Поттер и келья алхимика. Главы 1-8.

Когда я осматривала подоконник, на котором громоздился отвратительно древний гигантский монитор, весь залапанный и покрытый пылью, то обнаружила, что за большой дубовый комод, который я так и не смогла открыть, как ни старалась, завалился какой-то сверток. Отодвинув штору и зажимая нос от пыли, я с трудом добралась до туго перевязанного выцветшей лентой свитка и вытащила его на свет божий. Вместе с буроватым свитком из-под комода извлеклось большое потрепанное перо неизвестной птицы и длинный клок пыли, в котором можно было разглядеть парочку дохлых комаров. Бумага, скорее всего, пергамент оказалась очень хрупкой. Это было предположение, на самом деле я никогда и близко не видела никаких пергаментов, разве что до войны, в Британском музее. Но это было неважно – наконец-то нашелся настоящий документ, в котором должно быть находятся ответы на мои вопросы! Я дрожащей рукой развернула свиток и прочитала:

Джо, пожалуйста, к моему возвращению найди в библиотеке брошюру Альеноры Баззлинг "О применении зелий на основе растительных экстрактов в Высшей Трансфигурации". Она мне понадобится вечером. Обед на столе. Целую.

Подписи не было.

Я пила чай и звонила по телефону. Он, как это бывало в хорошую погоду, смилостивился надо мной и покладисто дозванивался до нужного места. Я поставила перед Мэттом сверхзадачу: навести по своим каналам справки о владельцах дома. Не могла же я сама тащиться в Ньютон Эбботский банк или Сомерсет-Хауз, об этом сразу же пронюхали бы журналисты, которые в Англии, по моему скромному мнению, давно должны быть уничтожены, как класс. Мэтт, получивший спецзадание, послушно заверил, что будет счастлив его исполнить. Он был вне себя от радости, что я наконец-то села за работу.

"Жанр писательского расследования, говоришь?" – я прямо воочию видела, как он потирает руки от удовольствия. – "Оригинально, черт возьми! Этого пока не было в такой литературе. Только не увлекайся, дорогая, а то еще напишешь детектив вместо хоррора, а, сама понимаешь, в этом случае нужна совсем другая маркетинговая стратегия".

Я успокоила его, как могла: все хорошо, лишь бы он разузнал для меня то, что сейчас совершенно необходимо для сюжета. После этого я набрала номер Айрис, и мы немного поболтали о том, о сем. Странно, но как только я завела разговор о доме-музее, она моментально заторопилась куда-то по неотложным делам.

"Конни, совершенно забыла, что мне пора на запись!" – взволнованно защебетала она. – "Я обещаю, что еще позвоню тебе, честное слово".

"Знаешь, что", - решилась я. – "Лучше приезжай ко мне в гости. Посидим, поговорим. Я тебя свожу на болота – красота невероятная! Приезжай, пока не начались дожди, ладно?"

"Ой, ну, не знаю", - Айрис, казалось, задумалась. Я почти физически ощущала ее стремление снова попасть сюда, но, видимо, что-то ее не пускало. Что-то совсем не связанное с напряженным рабочим графиком. – "Ладно", - решилась она. – "Только через недельку, не раньше. У меня послезавтра концерт в Челси-клаб, а потом я еду в Брайтон. Надо ловить момент, пока курорты еще полны".

"Понимаю…"

"Вот и славно! Я тогда прямо из Брайтона отправлюсь к тебе, дорогая. И если нехороший мальчик Майки скажет хоть слово против, я превращу его в свинью. Пока, Конни!"

Я попрощалась с Айрис и задумалась. Знала я ее уже около пяти лет. На самом деле Айрис совсем не была той красивой глупышкой, которой частенько представала в глазах большинства мужчин и своих многочисленных поклонников. Не сказать, чтобы она соответствовала канонам совершенной красоты, но в ней было что-то вроде убийственного шарма, заставляющего каждого человека не прекрасного пола с восторгом оборачиваться к Айрис, когда она появлялась на горизонте. Глупой Айрис никогда не была, она замечательно знала классическую литературу и современный театр, увлекалась старинным, доцифровым кино и могла с легкостью беседовать о последних достижениях в области физики с несколькими академиками сразу. Правда, подозреваю, что академики, будучи даже бородатыми старичками, все равно бы ее не услышали, а просто тупо смотрели ей в рот. Она могла быть прекрасной актрисой, но после того, как я поинтересовалась, почему она не выбрала Флориду, Айрис долго смеялась.

"У меня в принципе не может быть конкурентов, Конни", - как-то объяснила она, пребывая в особенно хорошем настроении: только отшила сразу целый оркестр, получив предложения руки и сердца от первой скрипки, колокольчиков и главного дирижера. – "Такой уж я уродилась. Если бы я играла на сцене или появлялась на экране с другими людьми, на них бы никто и внимания не обратил".

Это было бы похоже на высокомерие, если бы не было правдой. Когда я однажды спросила ее о природе такого загадочного очарования, она звонко рассмеялась и сказала, что это семейная черта у всех женщин ее рода. Никогда не видела ее родственников, но почему-то подозреваю, что это правда. Айрис была не робкого десятка и во время войны, будучи еще совсем молоденькой, выступала на континенте с концертами на позициях вдоль линии фронта. В газетах потом писали, что по статистике после ее выступлений эти боевые части особенно храбро сражались и всегда побеждали противника. Сама же Айрис странно прохладно относилась к военным; не знаю, может быть, у нее в юности случился бурный роман с каким-то офицериком, погибшим в период Марсельского противостояния. Над собственным менеджером, бывшим военным летчиком, которого она называла исключительно Майки, она измывалась, как хотела, а он в ответ лишь взирал на нее с трогательно влюбленным видом и исполнял любую ее прихоть. Как Айрис отделывалась от многочисленных обожателей, для меня всегда было загадкой.

"Я ими питаюсь", - смеялась она. – "Вернее, их глупостью, что одно и то же", - и это было правдой. Она ни в грош не ставила тех мужчин, которые теряли голову от одного ее вида.

Ее шутки часто тоже были не вполне понятны. Я размышляла над тем, не пошутила ли Айрис насчет музея, но не могла представить, зачем ей это было бы нужно. Поэтому нужно было срочно прояснить этот вопрос, хотя откровенные разговоры с Айрис Криви бывали очень сложны: она всегда нехотя рассказывала о себе, как, впрочем, любая звезда ее уровня.

Задав Мэтту работу и поболтав с Айрис, я понеслась дальше копаться в комнатах и занималась этим часа три, вытащив на свет божий кучу совершенно удивительных вещей. Из ссохшегося шкафа гостевой спальни напротив моей я извлекла длинный черный балахон с полуоторванным рукавом, заляпанным какой-то серо-зеленой гадостью. За пустой книжной полкой нашлись еще два длинных птичьих пера, причем, судя по их цвету и размеру, они явно не могли принадлежать ни курице, ни индюку. Кончики обоих перьев, похоже, были измазаны в чернилах. В ящике стола в большой пустой комнате, которая, наверное, была библиотекой, я отыскала неизвестный прибор, который, я, после долгих размышлений, идентифицировала, как старинный внешний модем – громоздкий и угловатый. Из того же ящика я вымела четыре обгрызенных карандаша – на одном из них надпись вязью. Я напряглась. Это могло оказаться доказательством того, что в ужастик не запихнешь, а шпионские романы я писать не умела. Впрочем, остальные карандаши были вполне английскими. Книги бывших хозяев дома не сохранились, кроме одного странного обрывка, не больше дюйма величиной. На точно таком же пергаменте, который я нашла за комодом, раньше, наверное, был какой-то рисунок странными красками. Под разным углом зрения обрывок пергамента переливался разноцветными узорами, похожими на кельтский орнамент. Это было похоже на иллюстрацию к книге, потому что под рисунком я обнаружила готическим шрифтом отпечатанную цифру "73" – возможно, номер страницы. Я присела на ручку облезлого кресла и серьезно задумалась. Кто мог обитать в этом доме? Кто мог одновременно пользоваться для письма и карандашами, и компьютером, и птичьими перьями? Кто мог писать на пергаменте? Кто носил эту странную одежду? Для чего использовалась та загадочная каменная ваза? Вопросов было море, но ни на один я пока не могла найти ответ.