Владимир Лосев - Вой оборотня

В этом полусне-полусмерти мне снова послышались голоса:

– Что вы наделали?! Разве можно так долго руки держать связанными, вы же видите, они посинели, кровь застоялась, теперь они никогда не станут такими, как раньше.

– Отрезать?

– За такие шутки убивают! – Голос снова оказался женским, волнующим, только мне было все равно – теплота внизу живота не проснулась, наверно, и низа-то уже не было. Меня уносила темная волна в море, в глубину, на корм рыбам. – Зовите срочно лекаря и сообщите господину, что этот человек без его вмешательства умрет. Нам нужна его сила.

– Я могу отрезать ему руки, у меня хороший, острый топор, – не унимался шутник. – Все равно они ему ни к чему, хозяин убьет его.

– Тебе не стоит об этом рассуждать.

Мне стало тепло, в нос ударил запах полевых трав, меня покачивала волна, и чьи-то ласковые, осторожные руки поддерживали на воде, не давая утонуть. Плавать самостоятельно я не мог, потому что у меня не было рук, вместо них болтались только окровавленные обрубки… Смерть по-прежнему стояла рядом, она наконец-то пришла за мной в виде милой женщины с нежным добрым голосом, поэтому страшно не было, а только горько и обидно. И это вся моя жизнь?! Скажите, зачем она была?

– Что с ним?

Чьи-то твердые мужские пальцы стали мять мне тело, вызывая острую, пронзительную боль, которую трудно было терпеть. Я застонал, потом еще раз, дальше уже стонал беспрерывно, хрипя и задыхаясь, иногда подвывая от ужаса.

Мое тело исчезло, вместо него образовалось темное облако жгучей боли, которое истязало меня не хуже самых страшных пыток. В этом состоянии признался бы и рассказал все, что знаю, но меня никто ни о чем не спрашивал, да и говорить я не мог – из меня наружу рвался только вой.

– Пошлите человека в город, пусть купят самый большой заживляющий камень, и обязательно свежезаговоренный, иначе нам его не спасти. Кто виноват, что такое случилось? Думаю, тюремщик мог быть и повнимательнее, поэтому к вечеру повесьте его перед воротами в назидание другим…

– За что, господин? – В этом голосе послышался дикий страх. – Я исполнял все, как мне было сказано.

– Ты умрешь за свою глупость, за то, что не догадался снять веревки, когда его принесли, за глумление! Тебе же передали, что я хочу видеть узника, а ты даже не посмотрел на него. Тебе мешал его дурной запах?

– Я думал, это вы придумали ему такую муку.

– Вот и умрешь за свои глупые мысли. Если тебе что-то кажется и ты в чем-то не уверен, то у тебя есть язык, чтобы спросить других, кто поумнее, иначе тебе место на веревке. Пусть мои люди знают, что существует наказание не только за поступки, но и за их отсутствие.

Вой, крики, удаляющийся шум борьбы… Похоже, моего тюремщика куда-то поволокли, может, в ту же темницу…

– А где мы возьмем нового сторожа для узников?

– Не думаю, что с этим будут проблемы. Сними любого воина с ворот и поставь на его место.

– Как вам будет угодно.

Я лежал и думал сквозь боль о том, что мне не хотелось бы служить такому господину. Делаешь, не делаешь – все равно плохо. А наказания суровые. Мне даже на мгновение стало жалко того парня, который меня едва не прикончил. Впрочем, возможно, он уже отправился в верхний мир, но ему недолго меня придется ждать…

Я перестал стонать, и не потому, что исчезла боль, просто не осталось сил даже на это. Мрак поглотил меня. А потом предо мной открылась дорога в верхний мир, ее освещал теплый солнечный свет, который наконец-то согрел меня, и пронизывающий холод темницы легким облачком улетел вниз.

Путь оказался простым, правда, идти приходилось вверх, а это было тяжело – ноги не шевелились, волочились, цепляясь за каждую выбоину. Вот и останавливался через каждый десяток метров, чтобы перевести дыхание. Теперь-то я понимаю, что надо было бежать. А тогда думал, что успею.

Когда до легкого прозрачного облака, которое скрывает ворота в верхний мир, осталось меньше сотни метров, неведомая сила рванула мое тело вниз. С каким сожалением я летел обратно к срединному миру, думая о том, что не сумел уйти, иначе уже пил бы легкое вино на небесных лугах в обществе прекрасных дев и мужественных воинов, ждущих моего рассказа о прожитой жизни. И мне было что им рассказать… Одних только историй об оборотнях хватило бы лет на триста…

Я открыл глаза и недоуменно огляделся. Лежу на кровати. На настоящей кровати, покрытой мягким полотном, которое умеют прясть только в столице. И лежу не на соломенном тюфяке, а на перине. Никогда не. думал, что в этой жизни удастся поваляться на таком чуде.

И было еще нечто приятное. Из моего тела исчезла боль!

При этой мысли я сразу скосил глаза на руки – кожа на них оказалась нормального цвета, а не синяя с темными пятнами. Сразу видно, надо мной поработал настоящий чародей-лекарь, а не какой-нибудь знахарь, использующий травы и снадобья.

Я принюхался: пахло от меня травами и родниковой водой, похоже, меня хорошенько вымыли, перед тем как уложить в кровать. Это было замечательно, давно не чувствовал себя таким чистым. И все же где я нахожусь?

Я огляделся… и на этом все приятное кончилось. Рядом с кроватью в глубоком шикарном кресле сидел огромный мужчина, одетый в богатую, шитую золотом одежду. Лицо у него было холеное, белое, чисто выбритое. На лице выделялся большой нос и кустистые брови, губы были тонкие, язвительные, да и в целом все лицо не казалось добродушным, наоборот, от этого человека исходило ощущение опасности, как от дикого зверя.

– Как ты себя чувствуешь?

Меня не обманул отеческий, полный сочувствия голос, я его сразу узнал – со мной говорил тот, кто приходил в темницу.

– Неплохо, – ответил я печально, уже заранее расставаясь с роскошной постелью. – Только есть очень хочется…

– Тогда вставай и одевайся, – предложил мужчина. – Тебя пригласили на ужин.

– Ужин? Простите, но совсем не ориентируюсь во времени. В темнице трудно определить, что на улице – день или ночь. Я помню только, как заснул на постоялом дворе. Сколько дней прошло с того времени? Или это были часы?.

– Два дня. Ты встанешь сам или требуется помощь?

– Могу попробовать. – И я осторожно пошевелил ногами. Они двигались. Свесил их с кровати и осторожно встал на холодный пол. – Не уверен, но, кажется, могу сам.

– Хорошо. Вот твоя одежда. – Человек кивнул на стул, там лежали серая рубашка из тонкого полотна, темно-коричневые штаны из плотной ткани, а рядом виднелись башмаки явно городского вида. – Поспеши, если хочешь есть, еда стынет на столе, еще немного, и останешься голодным.

Он сумел найти для меня правильные слова – есть мне очень хотелось, я начал быстро одеваться.

– Раньше у меня была другая одежда…

– Ее пришлось выбросить: слишком дурной от нее шел запах.