Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)

Парень кивнул и осторожно опустил Моби на пол.

— Будем надеяться, что здесь нет посуды.

— Какой посуды? — не поняла Апсалара.

— У дяди Моби всегда не везло с посудой. Или посуде не везло с Моби.

Он провел ладонью по приплюснутой лысой голове бхокарала и тихо сказал:

— Пока, Моби. Мы пошли.

Бхокарал проводил их взглядом. Потом последовала яркая вспышка, и путники исчезли. Вскинув головку, Моби внимательно прислушивался. Наверху все было тихо.

Он посидел еще некоторое время, лениво поигрывая собственным хвостом, затем вскочил и понесся к нише.

Тяжелый шлем с тихим скрипом наклонился, и оттуда послышался усталый голос:

— Как я рад, малыш, что мое одиночество закончилось. Тремолор сердечно приветствует тебя и даже не сердится за ту лужу, что ты устроил в коридоре.

Виканский всадник свалился ему прямо под ноги. Дюкра окутало пылью. По его щиту забарабанили мелкие камешки. Воин был из клана Вороны. Совсем молодой, почти мальчишка. Казалось, он прилег отдохнуть. Историк глядел на его умиротворенное лицо, понимая, что из этого сна парню уже не встать.

Дюкр отошел от еще теплого тела и стал ждать, когда осядет пыль. Короткий меч в его правой руке был липким от крови и при каждом взмахе издавал странный всхлипывающий звук.

Мимо мчались всадники. Между ними, жужжа, словно навозные мухи, пролетали стрелы. Дюкр успел загородиться от одной, летевшей ему в лицо. Стрела с силой ударила в щит; левая рука передала удар, отчего треснула кожаная полоска, защищавшая историку рот и подбородок.

Тарианская кавалерия почти осуществила желаемый маневр — отрезать дюжину виканских взводов от основной части войск. Ответная атака клана Вороны была яростной и стремительной, но дорого обошлась воинам. Историк чувствовал, что эту цену виканцы заплатили напрасно: их контрудар захлебнулся.

Разрозненным пехотным отрядам Седьмой армии не оставалось иного, как сбиться в четыре новых, из которых только один обладал достаточной численностью. Сейчас он упорно прорывался к своим. Клан Вороны угрожающе поредел; тарианцам противостояло менее двух десятков всадников. Каждого из них плотно окружали вражеские кавалеристы. Мелькали кривые сабли, неся смерть людям и лошадям. Предсмертные судороги лошадей были еще ужаснее человеческих.

Дюкра самого едва не сшибла вражеская лошадь. Историк сумел увернуться и тут же ударил мечом в бедро ее всадника — тарианского воина в кожаных доспехах. Острие пропороло кожу доспехов, вонзилось в тело и уперлось в кость. Дюкр что есть силы повернул меч.

Всадник ударил его саблей, помяв щит. Дюкр пригнулся и вырвал меч. Из раны тарианца заструилась кровь. Дюкр продолжал наносить удары, пока обезумевшая лошадь не умчалась вместе с бездыханным всадником.

Дюкр поправил шлем, стер с лица пот и грязь. Поискав глазами малазанских пехотинцев, он поспешил к ним.

Со времени битвы в Санимонской долине прошло уже три дня. Хундрилы, выступившие неожиданными союзниками малазанцев, преследовали остатки враждебных им трегинов и билардов. Их помощь была неоценимой, но однократной. Посчитав свою миссию исполненной, хундрилы исчезли и больше не возвращались.

Их налет на войска Корболо Дэма разъярил перебежчика. Отомстить хундрилам он не мог, и потому вся ярость ответных ударов досталась «собачьей упряжке» Кольтена. Сегодня был четвертый день его безостановочных атак, и ничто не предвещало их окончания.

«Собачью упряжку» взяли в кольцо осады. Воины Дэма нападали с флангов и с тыла; зачастую — с нескольких направлений сразу. У вражеских мечей, копий и стрел был надежный союзник — изможденность всех, кто тянул «упряжку». Солдаты падали и уже не поднимались. Мелкие раны, на которые раньше не обращали взимания, поглощали последние скудные запасы сил. У некогда выносливых людей отказывало сердце, лопались кровеносные сосуды, и тогда из ран ударяли фонтаны темной, почти черной крови.

То, чему Дюкр становился невольным очевидцем, превосходило его способность ужасаться, а также способность понимать и объяснять увиденное.

Вместе с историком к пехотинцам Седьмой армии удалось прорваться нескольким мелким отрядам. Пехота заняла оборонительную позицию, называемую «колесом мечей». Название было достаточно странным, ибо острые «спицы» этого «колеса» торчали наружу. Однако никакая лошадь (какой бы обученной она ни была) не могла прорваться сквозь этот заслон.

Внутри круга один солдат начал ударять мечом по щиту и что-то выкрикивать в такт ударам. Живое колесо стало вращаться, медленно двигаясь к западному флангу «собачьей упряжки».

Дюкр двигался вместе с другими, добивая раненых врагов везде, где они ему попадались. Рядом с живым колесом ехали пятеро всадников из клана Вороны — единственные, кто уцелел при контратаке. Двое из них были серьезно ранены.

Вскоре «колесо мечей» приблизилось к позициям Седьмой армии и распалось. Виканцы, пришпорив взмыленных лошадей, поехали в южном направлении. Дюкр пробирался между пехотинцами, стремясь найти хоть пятачок, свободный от людей. Отыскав такое место, он выплюнул на землю кровавую слюну, опустил дрожащие от напряжения руки и медленно поднял голову.

Мимо него шли беженцы. Сотни грязных, запыленных лиц были повернуты в его сторону. Люди смотрели не на Дюкра, а на тонкую цепь пехотинцев за его спиной — единственную защиту, пока уберегавшую их от смерти. Они безучастно двигались, разучившись думать и что-либо чувствовать. Они потеряли почти все, и только инстинкт еще заставлял их цепляться за последнее, что у них оставалось, — детей.

Из потока беженцев отделилось двое. Они направлялись к Дюкру. Историк отупело глядел на них. У него не было сил вспоминать, кто это. Все лица теперь стали для него лицами беженцев.

— Господин историк!

Голос выбил Дюкра из его дремы наяву. Он разжал пересохшие губы.

— А, это вы, Лулль.

Дюкр сообразил, что капитан протягивает ему измятую фляжку. Он убрал меч в ножны, взял фляжку и сделал несколько глотков. От прохладной воды у него заболело все во рту, но историк отмел боль и продолжал пить.

— Мы вступили на Геленскую равнину, — сказал Лулль.

Дюкр узнал и второе лицо: то была его Безымянная морячка. Женщину шатало. Дюкр заметил у нее на плече опасную колотую рану. Наверное, вражеское копье, скользнув по щиту, все же задело ей плечо. Из разорванной кольчуги капала кровь.

Их глаза встретились. В светло-серых глазах женщины (когда-то таких красивых и выразительных) совсем не осталось жизни. Но Дюкра встревожило не это, а собственное безучастное отношение, пугающее отсутствие каких-либо чувств.

— Кольтен позвал вас к себе, — сказал Лулль.