Виктор Исьемини - Под знаменем Воробья

— Вот…

— Вижу. Почему не взял живыми?

— Они нас заметили, успели схватить оружие.

— Ага, ну и конечно вы их… Десять против двоих! Нужно было все же взять.

Торк хмуро поглядел на меня, словно собираясь возразить, но махнул рукой и смолчал.

— Торк, уж десять-то двоих всегда могут скрутить.

— Их было трое…

— Так ты еще и третьего упустил! Ох, сержант…

— Ну виноват я, — наконец выдавил из себя наемник.

— Ладно, потом разберемся. Тела обыскать. Оружие, снаряжение, плащи… А тела похороните. Отец Тонвер, молитвы там заупокойные, что положено — организуй.

— А плащи-то?.. — вопросительно пробормотал Торк.

— Да. Плащи снимешь и сам лично выстираешь — это тебе наказание за то, что плохо справился. Униформа поповских солдат может нам пригодиться. Все, будем ждать Фильку.

Долго ждать не пришлось. Фильку мы услышали издалека. Эльф шагал по дороге с веселой песней, а за ним его бойцы волокли связанного пленника.

— Эй, Ин… капитан! — приветствовал меня Филька, — а я все думал, зачем ты дал мне в подручные этих молодцов, которые в засаде — только помеха.

— Ну и зачем же?

— Когда я подстрелил лошадь и этот парень свалился на землю, то мне понадобились помощники для грязной работы — хватать и вязать… Потом сюда тащить…

— Лошадь-то убил? — поинтересовался интендант Никлис, — ну и зря! Могли бы продать потом…

— Да? Этот солдат летел галопом и у меня был только один шанс его остановить. И я не стал рисковать — свалил лошадку одной стрелой. Наверняка. С другой стороны, парень несся так быстро, что не заметил моих мужичков, которые чесались и сопели так шумно, что…

— Помолчал бы ты, эльф… — сердито проворчал один из его соратников, — уже всех достал. Он сам залез на дерево, слышишь, капитан, песни пел, свистел, а на нас покрикивал, что мы, дескать, шумим в засаде. И когда лошадку подшиб — так мы попенка этого вязали, а он опять же сверху покрикивал. И лошадь мы в болото сволокли — так хоть бы помог… Ох, допросишься ты, эльф, когда-нибудь…

— А ты, Стер, чем обижаться — лучше скажи спасибо, — отозвался Филька, — что я лошадь завалил точно у болота. И вам тащить далеко не пришлось.

— Братья, скоро полночь… Начнем. Вознесем наши молитвы Отцу-Лесу, призовем его сюда, дабы явился и наделил нас Силой. Призовем Великого…

Друиды вполголоса затянули что-то, похожее то ли на песню, то ли на молитву, то ли на колдовское заклинание. По поляне пронесся легкий ветерок, друиды запели громче, раскачиваясь в такт. В центре дуги, образованной чародеями, зародился сгусток тьмы. Словно провал в пространстве, словно бездна, но не вниз, а куда-то в сторону… Тьма разрослась, принимая форму прямоугольника, подсвеченного по краям зелеными сполохами. Мрак внутри клубился и пульсировал, внезапно прямо из этой черноты, из ниоткуда на поляну шагнула высокая фигура Отца-Леса. Очертания ее едва заметно плыли и растекались, пришелец сделал шаг вперед — огромный, массивный, весь опутанный ветками с зеленой листвой, между которой с трудом просматривалась черная… шкура? Кожа? Чешуя?..

— Я явился на зов, мои верные… Я дам вам силу. Берите ее, владейте, черпайте полными горстями! И помните, что час последней схватки все ближе. Враг, страшный враг, идет сюда. Он хочет разрушить наш мир, он хочет погубить все, что нам дорого. А я встану против него — и со мной те, кто будет верен, те, кто будет достоин защитить… стоять рядом. И тогда я призову вас, мои верные…

Говоря все это, Отец-Лес постоянно косил желтым хищным глазом, высматривая что-то за спинами своей «паствы». Вдруг он рванулся гигантскими шагами через поляну, перепуганные друиды отшатнулись в стороны, спасаясь от черного урагана, несущегося сквозь их строй. В несколько прыжков он преодолел открытое пространство — зеленые ветви сыпались с его плеч, листья кружились, как будто подхваченные смерчем. Черный гигант, окруженный ореолом мятых изодранных листьев, скрылся в кустах, там что-то полыхнуло белым и зеленым, сыпанули холодные искры… И ничего — только замирающий вдали треск и шорох раздвигаемых кустов…

Друиды переглянулись. Помолчали, затем самый старший промолвил:

— Нам, братья, не дано понять, что открылось нашим глазам. А стало быть, мы об этом забудем и не скажем никому. И никогда об этом не вспомним. Стало быть, этого и не было, ибо бывает лишь то, о чем возвещает и что объясняет нам Великий…

А вдалеке от священной дубравы черный монстр выпустил руку прелестной девы, наряженной в просторный белый балахон и глянул на нее. Оба задыхались от быстрого бега сквозь чащу и от сдерживаемого смеха. Посмотрев друг другу в глаза они оба наконец расхохотались.

— Сестра… Ты перестала довольствоваться докладами посланцев, сестра… Ты явилась сама… И в этом облике… О, в этом облике… — Черный вдруг стал серьезен.

— Да, брат… Я смутно помню, я что-то помню…

— Ты помнишь эти берега?

— Не знаю сама… Но иногда мне кажется, что я бывала здесь когда-то… Эти бедные деревья, эти чахлые кусты…

— Да, они были долго лишены твоего благотворного присутствия… Но ведь они здесь есть!

— И это значит, что я… И это значит, что когда-то…

— Конечно, ведь не возникли же они сами собой! Ты была здесь…

— Я была здесь. Да, верно…

— Ты нашла как-то чужую землю за пределами Мира, ты творила…

— Я населила ее растениями… И зверьем…

— И птицами. А потом ты устала.

— Да, я устала. Я остановилась у опушки вновь созданной рощи… И…

— И услышала…

— И я услышала что-то… Или это не были звуки…

— Лучше сказать, это были не только звуки. Вспоминай дальше, милая Гунгилла, милая сестра…

— Я пошла…

— Ты пошла на звуки музыки…

— На звуки музыки… Что это было?

— Свирель Гангмара, сестра. Свирель Гангмара, любовь моя.

— И я…

— Да. А потом…

— Постой! Так эти люди…

— И эти тоже, сестра.

— А… но… как же…

— Не думай о них, ибо это мой промысел. Итак, потом ты вернулась.

— Вернулась в Мир. И…

— И?

— И сделала так, что Фреллиноль…

— Заинтересовался Свирелью, верно? От чего ты бежала, любимая? Ты боялась меня?

— Скорее себя. Любимый… Обними меня, как тогда…

— Но мой облик — я уже не тот чернокудрый мальчик.

— Мы попробуем с этим обликом, мой брат, мой любимый, мой супруг…

Пленного допросили, используя все привычные средства. Торк сунул в костер несколько кривых железяк и что-то ворчал. Кендаг хмурился и точил свои ножики, время от времени искоса поглядывая на солдата в белом плаще. Филька же весело скалил зубы и вслух рассуждал, что, дескать жизнь человеческая для него, эльфа — это тьфу, короткий миг.