Джордж Мартин - Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света)

— Вот уж скоро сорок лет, — ответил септон, и его собака громко гавкнула. — От Девичьего пруда до Девичьего пруда обход занимает полгода, а временами и больше, но не стану утверждать, что я хорошо знаю Трезубец. Я лишь издали вижу замки великих лордов. Мне больше знакомы ярмарочные городки, поселки и деревни, слишком маленькие, чтобы как-то называться, изгороди и холмы, ручьи, где может напиться томимый жаждой человек, и пещеры, в которых можно найти убежище. А еще дороги, которыми пользуется простой люд, извилистые грязные тропинки, которые не указаны на картах из пергамента. Их я тоже знаю. — Он хихикнул. — Еще бы. Мои ноги истоптали каждую милю десяток раз.

«Проселочными дорогами обычно пользуются разбойники, а пещеры — отличное место, чтобы спрятаться тем, на кого охотятся». — Укол подозрения заставил Бриенну задуматься, насколько хорошо сир Хайл знал этого человека.

— Такая жизнь выглядит очень одинокой, септон.

— Со мной всегда Семеро, — ответил Мерибальд, — и у меня есть мой преданный слуга, и пес.

— У вашей собаки есть имя? — спросил Подрик Пэйн.

— Наверное, — откликнулся Мерибальд, — но это не моя собака. Не моя.

Пес залаял и завилял хвостом. Он был огромным, лохматым созданием, по меньшей мере, десяти стоунов веса, однако дружелюбным.

— А чей же он? — спросил Подрик.

— Ну, он сам по себе, и еще Семерых. Что касается его имени, он мне его не сообщил. Я зову его просто — пес.

— O! — Подрик не знал, что собаку можно назвать просто «собакой». Мальчик немного поразмыслил над этим, а потом сказал: — У меня, когда я был маленьким, была собака. Я звал его Герой.

— А он был им?

— Кем?

— Героем.

— Нет. Он был хорошим псом. Он сдох.

— Пес охраняет меня в дороге, даже в такие тяжелые времена, как сейчас. Ни волк, ни разбойник не станет мне докучать, когда рядом со мной пес. — Септон нахмурился. — С недавних пор волки ужасно расплодились. Есть места, где человеку ничто не грозит, даже если он в одиночестве заснет под деревом. За всю свою жизнь, самая большая стая, которую я видел, была меньше дюжины волков, но те огромные стаи, которые нынче бродят вдоль Трезубца, исчисляются сотнями.

— Ты сам их видел? — спросил Сир Хайл.

— Мне посчастливилось, Семеро избавили меня от подобной встречи, но я слышал их по ночам, и не раз. Так много голосов… звук, от которого кровь застывает в жилах. Даже пес дрожал от ужаса, а ведь он загрыз с дюжину волков. — Он потрепал собаку по лохматой голове. — Некоторые говорят, что это демоны. Говорят, что стаю возглавляет волчица: громадная, серая и страшная. Говорят, она может одна утащить в зубах зубра, и капканы с ловушками ей нипочем. Что она не боится ни стали, ни огня, и убивает любого волка, который пытается на нее взобраться, и не ест ничего, кроме людской плоти.

Сир Хайл Хант засмеялся:

— Вы добились своего, септон. Глаза бедного Подрика уже стали размером с вареное яйцо.

— Ничего подобного, — возмущенно возразил Подрик. Пес гавкнул.

Той ночью они разбили свой холодный лагерь в дюнах. Бриенна отправила Подрика пройтись вдоль берега, поискать немного топляка, которое могло прибить к берегу, чтобы разжечь костер. Но он вернулся с пустыми руками по колено испачкавшись в грязи.

— Начался отлив, сир. Миледи. Там нет воды, только грязные лужи.

— Держись подальше от грязи, парень, — посоветовал септон Мерибальд. — Грязь не любит незнакомцев. Наступишь не туда, она разверзнется и проглотит тебя.

— Это ж просто грязь, — настаивал Подрик.

— Да, пока она не набьется в рот и не начнет доставать до носа. Тогда — это смерть. — Он рассмеялся, чтобы смягчить холод, идущий от его слов. — Вытрись и отведай кусочек апельсина, парень.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Они утолили голод соленой треской и съели несколько долек апельсинов, и были в пути еще до полного восхода солнца, когда позади них небо было розовым, а спереди пурпурным. Пес шел впереди, обнюхивая все встречные заросли камыша, и останавливаясь то тут, то там их пометить. Похоже, он знал дорогу не хуже самого Мерибальда. С приливом в воздухе раздались крики крачек.

Около полудня они остановились в небольшой деревне, первой, попавшейся им по дороге. Восемь домов на сваях, примостившиеся у небольшой реки. Мужчины рыбачили на реке в своих лодках, а женщины и мальчишки спустились вниз по веревочным лестницам и собрались вокруг септона Мерибальда на молитву. После службы он отпустил им грехи и оставил несколько реп, мешок бобов, и два своих драгоценных апельсина.

Вернувшись на дорогу, септон сказал:

— Будет неплохо, если сегодня на ночь мы оставим кого-то караулить, друзья мои. Селяне говорят, что они видели трех дезертиров, прятавшихся в дюнах к западу от старой сторожевой башни.

— Только троих? — улыбнулся Сир Хайл. — Трое — это мед для нашей девы с мечом. Они вряд ли побеспокоят вооруженных людей.

— Если только они не оголодали, — сказал септон. — В этих болотах есть пища, но только для тех, у кого есть глаза, чтобы ее отыскать, а эти мужчины здесь чужаки, выжившие после одних из битв. Если они пристанут к нам, сир, я умоляю вас, оставьте их мне.

— И что ты сделаешь с ними?

— Накормлю их. Попрошу их исповедаться в своих грехах, чтобы я мог им их простить. Приглашу их отправиться с нами на Тихий Остров.

— Это здорово, пригласить их идти с нами, чтобы они перерезали нам глотки во сне, — ответил Хайл Хант. — У лорда Рэндилла есть лучший способ расправы с преступниками — сталь и пеньковая веревка.

— Сир? Миледи? — сказал Подрик. — Дезертир — это преступник?

— Более или менее, — ответила Бриенна.

Септон Мерибальд был не согласен.

— Скорее меньше, чем больше. Преступников разного сорта столько, сколько птиц на свете. И у птицы-перевозчика и у морского орла есть крылья, но они не одинаковые. Менестрели любят воспевать хороших людей, которые вынуждены пойти против закона, чтобы победить какого-нибудь злого лорда, но большинство преступников скорее сродни этому ненасытному Псу, чем Лорду-молнии. Это злые люди, ведомые жадностью, угрюмые от собственной озлобленности, презирающие богов и заботящиеся только о себе. Дезертиры скорее заслуживают жалости, хотя они могут быть не менее опасными. Почти все они из простого народа, обычные люди, которые и на милю не отъезжали от своего дома с самого рождения, до тех пор, пока однажды не пришел какой-то лорд и не забрал их на войну. Плохо обутые и плохо вооруженные, они маршируют под его знаменами, часто не имея ничего лучше серпа, заточенной мотыги или самодельной булавы, которая представляет собой камень, примотанный полосками кожи к палке. Братья шагают с братьями, сыновья с отцами, друзья с друзьями. Они наслушались песен и рассказов, поэтом они идут с радостными сердцами, мечтая о чудесах, которые им предстоит увидеть, богатстве и славе, которые они обретут с победой. Война кажется им приключением, самым интересным из того, что большая часть из них когда-либо видела в жизни.