Джордж Мартин - Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света)

— Да пошел ты! — разбойник в шлеме Пса выдернул топор из кольца у седла. — Я хочу отрубить ей ее проклятые ноги. Я хочу, чтобы она, стоя на своих культяшках, смотрела, как я оттрахаю девку с арбалетом.

— Чем? — подзуживала его Бриенна. — Шагвелл говорил, что тебе вместе с носом отрезали и мужское достоинство.

Она хотела его спровоцировать, и ей это удалось. Выплевывая проклятия, он направился к ней. Из-под его ног во все стороны полетели брызги черной воды. Остальные остались стоять в стороне, наблюдая за представлением, о чем она и просила в своих молитвах. Ожидая, Бриенна стояла неподвижно, как камень. Во дворе было темно, а глина — скользкой. — «Лучше позволить ему приблизиться. Если боги будут добры, он поскользнется и грохнется».

Боги не были настолько к ней благосклонны, а меч наоборот. — «Пять шагов, четыре… сейчас!» — Сосчитала Бриенна, и Верный Клятве взлетел вверх, чтобы встретить удар. Пока занесенный топор падал вниз, сталь зазвенела о сталь, ее меч разрезал лохмотья и распорол кольчугу. Она развернулась, отступая, вновь рубанула его по груди.

Он направился следом, пошатываясь, истекая кровью и взревев от ярости:

— Ах ты сука! — орал он. — Чучело! Шлюха! Я отдам тебя моему псу, чтобы он трахнул тебя, проклятая сука! — Его топор описал чудовищные полукруги, обращаясь то страшной черной тенью, то, с каждой вспышкой молнии, вспыхивая серебром. Все, что ей оставалось, это пятиться, уворачиваясь от летящего лезвия то в одну, то в другую сторону. Один раз мокрая глина ушла из-под ее ноги, и она едва не упала, но каким-то чудом ей удалось выровняться, хотя на этот раз топор попал ей в левое плечо, оставив после себя резкую боль.

— Получила, сука! — заорал один из зрителей, а другой добавил. — Посмотрим, как она сумеет увернуться от этого.

И она продолжила свой танец, благодаря богов за то, что они остались на месте, наблюдать. Лучше так, чем их вмешательство. Она не справится с семью разом, в одиночку, даже, если один или двое из них ранены. Старый сир Гудвин давно лежал в могиле, но она слышала его шепот у себя над ухом:

— «Мужчины всегда тебя недооценивают», — шептал он. — «А их гордость подталкивает их расправиться с тобой побыстрее, чтобы никто не посмел сказать, что женщина заставила его попотеть. Пусть они расходуют силы в отчаянных атаках, а свои ты прибереги. Жди и наблюдай, девочка, жди и наблюдай». — Она ждала, наблюдала, скользила то вбок, то назад, затем опять вбок. Рубану мечом то по лицу, то по ногам, то по рукам. Его удары становились медленнее, а топор тяжелее. Бриенна развернула его так, чтобы дождь бил ему в глаза, и быстро сделала два шага назад. Он, сыпля проклятиями, вновь вскинул свой топор, и бросился на нее, но поскользнулся в грязи…

… Она бросилась на него, ухватив обеими руками рукоятку меча. Его опрометчивый рывок вывел его как раз на его острие, и Верный Клятве прошел сквозь ткань, кольчугу, кожу, другую ткань, сквозь внутренности и, проскрежетав по позвоночнику, вышел из спины. Топор выпал из ослабших рук, он махнул ими навстречу, и Бриенна лицом впечаталась в оскаленную собачью морду шлема. Она почувствовала щекой холодную сталь. Дождь ручьями бежал по стали, и в новой вспышке молнии она увидела в прорезях для глаз боль, страх и неверие.

— Сапфиры. — прошептала она ему, резко повернув меч, отчего он содрогнулся всем телом. Весь вес его тела разом навалился на нее, и всего миг спустя в ее объятьях под черным дождем оказался труп. Она сделала шаг назад, позволяя ему упасть…

… и тут на нее с визгом налетел Кусака.

Он свалился на нее словно лавина из влажной шерсти и молочно-белой плоти, оторвав ее от земли и грохнув оземь. Она рухнула в лужу с громким всплеском. Вода залила нос и глаза. Ударом воздух был выбит из легких, а ее голова с хрустом ударилась о полуприкрытый грязью камень.

— Нет, — единственное слово, сказать которое у нее хватило времени перед тем, как он обрушился на нее сверху, глубже вдавливая в грязь. Одной рукой он вцепился ей в волосы, оттягивая голову назад. Второй он сжал горло. Верный Клятве улетел прочь, вывернувшись из руки. Для схватки у нее остались только руки, но когда она ударила его в лицо кулаком, это оказалось все равно, что бить кусок липкого теста. В ответ он зашипел.

Она ударила снова и снова, и снова, ударяя ребром ладони по глазам, но он, казалось, вовсе не чувствовал ее ударов. Она вцепилась в его запястья, но его хватка стала только крепче, несмотря на то, что из всех царапин текла кровь. Он душил ее, заставляя ее размякнуть. Она толкнула его в плечо, заставляя его сдвинуться с места, но он был тяжелым как лошадь, и его невозможно было сдвинуть. Когда она попыталась его пнуть коленом в пах, все, чего она добилась, это пихнула его в живот. Зарычав, Кусака выдрал ей огромный клок волос.

«Кинжал», — Бриенна отчаянно ухватилась за эту мысль. Ей удалось просунуть между ними руку. Она долго шарила пальцами под его мокрой, удушливой плотью, наконец, разыскав рукоять. Кусака обеими руками вцепился ей в горло и принялся бить ее головой оземь. Вновь вспыхнула молния, на сей раз внутри ее черепа, но каким-то образом ее пальцы смогли сомкнуться на рукояти и вытянуть его из ножен. Он придавил ее, поэтому она не могла размахнуться для удара, поэтому она с силой вонзила лезвие ему в живот. Что-то теплое и влажное потекло у нее сквозь пальцы. Кусака вновь зашипел, на сей раз гораздо громче, и, отпустив ее горло, ударил ее в лицо. Она услышала как хрустнула кость, и ее ослепила боль. Когда она еще раз попыталась его ударить, он вывернул кинжал из ее пальцев и обрушил на ее запястье колено, сломав кость. Потом он вновь поднял ее голову и продолжал тянуть, словно пытаясь оторвать ее от тела.

Бриенна слышала лай Собаки, крики людей, а между ударами грома ей слышался звон стали. — «Сир Хайл», — решила она. — «Сир Хайл присоединился к схватке». — Но все это казалось далеким и неважным. Ее мир сузился до рук на ее шее и нависающего над ней лица. Когда он наклонился ниже, с облепившего его голову капюшона на нее стали стекать струи дождя. У него изо рта воняло, словно от тухлого сыра.

В груди Бриенны жгло огнем, дождь, ослепляя, заливал глаза. Все кости внутри смялись в кучу. Пасть Кусаки невероятно широко распахнулась. Она увидела его желтые, кривые зубы в черных точках. Когда они впились в мягкую плоть на ее щеке, она едва это почувствовала. Она чувствовала, что неумолимо проваливается во тьму. — «Но я не могу умереть», — сказала она про себя. — «Мне нужно еще кое-что сделать».

Кусака отнял от нее пасть, полную окровавленной плоти. Он сплюнул, осклабился, и вновь впился в нее зубами. На этот раз он принялся жевать и глотать. — «Он меня ест», — поняла она, но у нее больше не было сил с ним сражаться. Ей казалось, что она летает где-то неподалеку от собственного тела, наблюдая за творящимся ужасом, словно лежащая внизу женщина была чужой, глупой девочкой, мечтавшей стать рыцарем. — «Скоро я умру», — сказала она себе. — «А после этого уже будет неважно, что он меня ест». — Кусака поднял голову и снова открыл пасть, и высунул ей навстречу свой язык. Он был острый, истекающий кровью, и невероятно длинный для человеческого языка. Он высовывался из его пасти все дальше и дальше, красный, влажный, блестящий. Это было отвратительное, непристойное зрелище. — «У него язык длиной в целый фут», — промелькнула у Бриенны мысль, как раз перед тем, как вокруг нее сомкнулась тьма. — «Но почему он так сильно похож на меч?»