Ансельм Одли - Инквизиция

– Салдерис больше не пользуется широкой известностью. – Телеста с сожалением уставилась на книгу. – Сфера демонизировала ее, исказила факты. Колдовство, язычество, ересь, разврат – в чем ее только не обвиняли. Даже детей нельзя называть ее именем.

– Слишком жесткая реакция, даже для них. Салдерис писала, что шторма создаются людьми, и мы можем их понять, даже уничтожить. Да, это опасно, но не настолько же.

– Ты ведь ее не читал?

Я покачал головой.

– То, что ты сказал, там есть. Но это то, что лежит на поверхности. Сфере угрожает не просто эта идея. Власть Сферы не зависит от контроля над штормами, хотя защита, которую они дают, очень важна.

Насколько важна, не знала даже Телеста – но Салдерис могла бы знать. Я ДОЛЖЕН прочесть эту книгу.

– Тогда зачем они пытались уничтожить все экземпляры? Разве не затем, чтобы эта идея не дошла до сведения тех немногих людей, кто мог бы ее использовать?

– Они беспокоились об остальном мире. – В голосе Телесты появилась нехарактерная ожесточенность. – Это очевидно любому, кто читает эту книгу. Мы ничего не можем сделать со штормами. То, что предложила Салдерис, требует гораздо больше энергии, чем все маги в мире могли бы дать. Но она доказала, что некая религиозная проблема может быть решена с помощью науки. Что священнослужители Сферы – не единственные люди, способные постигать мир.

Глядя на Телесту во все глаза, я медленно кивнул, понимая, что она имеет в виду. Люди задались бы вопросом – если шторма можно объяснить наукой, то как насчет других творений Рантаса? Сфера знает силу идей, силу, которую ее жрецы использовали лучше всех. Попав не в те руки, эта сила может оказаться для них смертельной.

– Значит, эта книга не столько о штормах, сколько о самой науке?

– Только не для Салдерис. Эта книга стала делом ее жизни, хотя ей было всего сорок, когда она закончила. Салдерис писала о штормах – похоже, она не видела опасности.

– Как она могла не видеть? – не поверил я. Фетийка, не знающая, что она делает, изучая шторма? Это не назовешь политической искушенностью.

– В этом недостаток моего клана: иногда мы теряем связь с реальностью, уединившись в своих крепостях. Салдерис жила в своем собственном мире, не интересуясь политикой или религией. Наука – вот что имело для нее значение.

Я собирался возразить, но вовремя прикусил язык. Об этом можно поговорить в другой раз. Я не хотел злить Телесту, оспаривая ее мнение – и, насколько я могу судить, оно могло быть верным. Полинскарн – странный клан.

Впрочем, у него имелись свои мифы, своя репутация, а как лучше защититься, никого не оскорбляя, оттого пятна, что Салдерис оставила на его репутации? Гений в другой реальности, она совсем не хотела вызвать такой фурор. Даже мученица за дело познания, хотя они никогда не выскажут это в стольких словах.

Это был умный ход, одновременно служивший для оправдания клана. Салдерис была овечкой, отбившейся от стада.

– Можно мне ее прочесть? – нерешительно спросил я. – И осмотреть остальную вашу библиотеку в обмен на ограниченный доступ в Санкцию для вас?

– Насколько ограниченный? – Телеста была пусть и необычной, но все равно фетийкой. Дельцом до мозга костей.

Я почти наверняка уступил больше, чем следовало, но Телеста нашла мое слабое место и знала это. В конце концов мы пришли к соглашению, которое не слишком много обещало и не вызывало у меня такого чувства, будто я распахнул двери к тайнам вселенной тому, кто предложил самую высокую цену.

– Но читать тебе придется здесь, – извиняющимся тоном сказала Телеста. – Вряд ли мы отплывем в ближайшее время, и если ты будешь приходить сюда каждый день на несколько часов, этого хватит. Мауриз не должен думать, что мы планируем что-то сепаратное.

– Вы поэтому его сопровождаете? Чтобы попасть в Санкцию?

– Более или менее, – ответила фетийка без раздумий. – Есть еще кое-какие интересы, но это – самое важное.

Я остался поужинать с ней в консульстве Полинскарнов, где еду подавали во все часы. Было намного позднее, чем я думал, и посольство Скартарисов, вероятно, уже закрылось на ночь. Мой конвоир пребывал в плохом настроении, когда его вызвали из караулки. Он явно предпочитал свою собственную братию компании полинскарнских. солдат.

Но я ушел с большей надеждой, чем пришел, возвращаясь под дождем с несомненным знанием, что нанести урон Сфере можно без армий и без магии.

С обеих сторон из воды поднимались серо-зеленые стены. Каменные бугры, все источенные ветром и водой, выпирали тут и там из растительности, покрывающей утесы. Пролив был не меньше семи миль в ширину, но казался намного уже. И над всем пейзажем возвышались окрестные горы, затянутые слоем тумана, таким же серым, как серая вода.

И брызги – волнение в Джейанском проливе оказалось еще сильнее, чем в открытом море. Втягиваясь в пролив как в воронку, волны разбивались о нос галеона, обдавая брызгами. Уже насквозь промокший на шканцах, я не обращал на них внимания. Я больше не собирался сидеть в кают-компании, а властный Мауриз не собирался выходить на палубу. Идеальный вариант.

Я разглядывал оба берега, высматривая какие-нибудь жилища, но не видел ничего, кроме все новых и новых утесов. Пролив между тем изогнулся, и мы вошли в более спокойную воду, защищенную от ярости океана. Не Внутреннее море, еще нет. Но по-прежнему ни зданий, ни поселений, никаких признаков, что здесь живут люди. Только дикий, первобытный лес, словно тень на склонах гор.

Он выглядел зловещим, как и сказала Равенна, но не гнетущим. Пусть небо и море были хмурыми, темными, но даже они не могли повлиять на общее впечатление от Калатара. Мне он показался очень не похожим на райские острова остального Архипелага. Не было ни пальм, ни отлогих пляжей, ни округлых холмов, ни белых городов, теснящихся на побережье.

Города Калатара не были белыми. Я знал это из описаний. Но как с самим Калатаром, никакое описание не передавало всей реальности.

Когда галеон, лавируя, вышел на открытую воду в середине пролива, я увидел наконец город Джейан, растянувшийся вдоль береговой линии под выступом горы. Он не мог быть намного больше Лепидора, но казался городом с другой планеты. Беспорядочные ряды низких зданий с колоннами поднимались от серой воды, прерываемые тут и там деревьями и садами, непременными на Архипелаге.

Но Джейан совершенно не походил на Рал Тамар. Я в изумлении смотрел на сочные красные и голубые цвета города, напоминающего творение гончара. Не было ни белого, ни серого, ни золотого. Казалось, сам камень, имеет тот невероятный красный оттенок, цвет обожженной терракоты, и украшен везде, где можно, голубыми узорами. Голубыми, как море в волшебной сказке.