Лора Андронова - Подняться на башню

— Любимый нами Демьян Пуквица положил себя на алтарь свободы! Нешто мы допустим, чтобы эта жертва пропала даром? — кричал он, сверкая безумными желтоватыми глазами. — Пришла наша пора! Наше время! Вы готовы к радостной борьбе за свободу?

Оратор скрестил руки на груди и зорко оглядел публику, оценивая, какое впечатление произвели его слова.

— Что ж он такое говорит, а? — обалдело спросил кто-то в толпе.

— Да вот, Демьянка-то наш, оказывается, герой! Ну?!

— Ага. Освободил нас от проклятущего герцога Акины. — А-а-а… Эк оно… Стало быть, герой…

Почувствовав, что слушатели всецело отдались магии его вдохновенной речи, Епат возвысил голос:

— Эти псы, эти шакалы сейчас дерутся за папенькино наследство! Друзья! Там… — Его палец описал замысловатую дугу и указал куда-то в небо. — Там идет свара! Громила Пронт и хлыщ Симон грызутся за замок Убарис. Мы не должны оставаться в стороне! Нам надо собрать ополчение и выжидать в укрытии, неподалеку от герцогской крепости. Когда кто-то из братьев возьмет верх, мы неожиданно атакуем, легко одолеем ослабшее войско и захватим замок. А потом предадим обоих герцогских сынков скорой, но мучительной смерти.

Слушатели радостно возопили:

— Долой угнетателей!

— За свободу!

— Ура Пуквице! Ура Доруке!

— Спалим дотла поганый замок! Епат жестом призвал всех к молчанию:

— Соратники! Возьмите луки, возьмите вилы! Вооружитесь! И поскорее возвращайтесь сюда. Нас ждут великие дела!

Окрыленные надеждой крестьяне разбрелись по домам. И не прошло и трех часов, как тысячная армия доморощенных вояк, таясь по лесам и оврагам, двинулась по направлению к Убарису.

Убарский храм Матери всего сущего жил своей жизнью. Мелодично звонили бубенцы, призывая честных сынов и дщерей Амны преклонить колена в святом месте и поведать ей свои тяготы; с балконов центральной башни доносилось хоровое пение. По песчаным дорожкам прогуливались монахини, ведя чинные беседы. Но все это благолепие было разом нарушено прибытием пыльного и злого всадника в легком шлеме и кольчуге. Всадник осадил коня на клумбе с редчайшими серебристыми розами и обругал мальчишку-нищего, да так, что случившийся рядом моряк покраснел как маков цвет. Бросив поводья остолбеневшей монахине, прибывший устремился к покоям матери-настоятельницы. Судя по тому, как уверенно он лавировал в паутине коридоров, пришелец был здесь частым гостем. У самых дверей спальни дорогу ему преградила разъяренная служительница.

Матушка молиться изволит, почтенный, — прошипела она. — Не велела тревожить.

— Не мешайте, сестра, не до церемоний сейчас! — Пришелец аккуратно приподнял брыкавшуюся монахиню, переставил ее в сторону и вломился в комнату.

Мать-настоятельница была далеко не молода, но годы не сделали ее ни безобразной, ни вызывающей жалость старухой. В ее облике было что-то неземное — ореол седых волос окружал голову, подобно нимбу, высокий чистый лоб не портила ни одна морщинка.

— Мерлок, дитя мое, что за неуместная спешка и грубость? — Голос настоятельницы был тих и глубок.

— Простите меня, мать Полонна, но дело не терпит отлагательства. — Мерлок снял шлем и почтительно поцеловал руку пожилой монахини.

Она улыбнулась усадила гостя за стол, разлила по глиняным стаканам терпко пахнувший яблочный сок.

— Я слушаю, дитя.

— Вчера рано утром был убит герцог Акина Убарский, — коротко сообщил рыцарь.

На щеках настоятельницы вспыхнули пятна.

— О милостивая Амна! Дай мне силы! Не может быть. Кто совершил это? Как?!

Мерлок осушил стакан и потянулся к тарелке с печеньем.

— Деревенский колдун, очевидно, не из последних, — сказал он. — Фанатик крестьянского революционного движения. Некто Демьян Пуквица.

Мать Полонна упала на колени, прижимая к груди сапфировое сердце — символ вечной любви богини Амны, — и горячо зашептала молитиу.

— Продолжай, Мерлок, — попросила она чуть погодя.

— Около четырех часов назад замок Убарис, где теперь властвует бывший граф, а ныне герцог Пронт, осадило войско Симона — младшего сына покойного Акины. Бой идет нешуточный.

Настоятельница нетерпеливо кивнула:

— Но ведь это не все?

Мерлок подлил себе сока и с хрустом раскусил поджаристую вафлю.

— От верного человека в деревне Васильковой я узнал, что крестьянское ополчение затаилось в укромном месте и ждет удобного момента, чтобы напасть на замок и отправить к Ристагу обоих наследников.

Прерывисто вздохнув, мать Полонна снова опустилась на колени. Ее глаза горели огнем неистовой, беспредельной веры.

— Это знамение свыше! Наша божественная родительница указует нам путь! — Настоятельница на мгновение замолчала, а когда заговорила снова, в ее тоне послышался оттенок приказа. — Рыцарь! Готов ли ты рискнуть собой ради дела, важность которого нельзя переоценить?

Я весь в вашем распоряжении, мать Полонна. — Мерлок покорно склонил кудрявую голову. Настоятельница сжала его руку:

— Сегодня же ты отправишься обратно в Убарис. Следи за передвижениями крестьянского ополчения и, когда пахари пойдут на штурм, проникни в замок. Воспользуйся неразберихой, которая неизбежно возникнет при столкновении такого большого числа людей, и исследуй помещения, располагающиеся в фундаменте. Где-то там богомерзкий герцог Акина спрятал нашу реликвию — Чистое Сердце Амны. — Настоятельница молитвенно сложила руки. — Скоро исполнится двадцать пять лет, как он похитил ее с нашего алтаря. Даже знать не хочу, за какое черное колдовство старый еретик расплатился этой отвратительной проделкой. Сын мой! Верни нам Сердце!

Скептически нахмурившись, Мерлок отодвинулся от монахини:

— Но как я найду его? Ведь замок велик!

— Мы будем молить Амну, чтобы она помогла тебе. И ты взывай к Всепрощающей — поверь, она не останется глуха.

— Хорошо, я попробую. Сделаю все, что возможно, — Он безнадежно вздохнул.

— Этого недостаточно, рыцарь! Если понадобится — ты должен совершить невозможное!

Мерлок едва заметно усмехнулся:

— Хорошо, мать Полонна. Если будет возможно — я совершу и невозможное.

Седовласая настоятельница внимательно посмотрела на него и улыбнулась:

— Ступай, дитя мое. Тебе надо спешить.

Она коснулась его щеки сухими губами и беззвучно добавила:

— Да хранит тебя Амна…

Тем же вечером Мерлок ехал по дороге, соединявший город и замок Убарис.

Возле сухого, мертвого дуба рыцарь спешился, привязал коня, проверил, на месте ли купленный за целую гору монет план герцогского обиталища, и двинулся дальше пешком. Одет он был довольно странно. На его голове красовалась помятая, кое-где продырявленная каска, очертаниями напоминавшая кастрюлю. Под вполне приличным плащом скрывались подозрительного вида рубаха и заляпанные бурыми пятнами штаны. К поясу из бычьей кожи были пристегнуты булава и дровосецкий топор. За плечом болталась котомка. Мерлок выглядел то ли как солдат, пропивший свои доспехи в придорожном кабаке, то ли как крестьянин, обокравший лавку торговца подержанным оружием. Рыцарь был небрит и растрепан. Даже лицо его изменилось — это было лицо опустившегося и туповатого человека. Только глаза оставались прежними — лукавыми, искристо-голубыми, пронзительными.