Александр Анисимов - Игры богов

Дэфин, до этого момента стоявший неподвижно, наконец что-то пробормотал сквозь зубы и шагнул к Энеросу, одновременно опускаясь на корточки. В руке его сверкнул нож, в следующий миг опустившийся на горло Энероса и располосовавший его от уха до уха. Во все стороны брызнула кровь, пятная чистый снег, глаза Охотника вспыхнули и на миг замерли, взгляд его коснулся Дэфина, и в нем отразилась целая гамма чувств. Однако среди них не было испуга и ненависти.

— Не-е-ет!!! — запоздало завопил Лумиан. Впервые с момента своего пробуждения в теле, принадлежащем сейчас Берхартеру, он обрел голос. Его руки потянулись к Энеросу, тело которого обмякло и распласталось на снегу. Он тряс безжизненное тело, не замечая, как толчками вытекающая из перерезанного горла кровь пачкает его руки и одежду. А Дэфин, медленно распрямившись и не смотря на впавшего в шок Берхартера, тихо заговорил:

— Райгар Незабвенный, Хозяин и создатель наш! Прими душу раба твоего, ибо был он верен тебе до последней минуты. Все, что свершал он, было лишь ради тебя, создатель. Прими душу порождения твоего, имя которому Энкл, и который рожден был в Себорне от мужчины и женщины, и которому ты даровал новое имя и новые силы. Дай благо пасынку твоему и прими его как сына. Упокойся с миром, монах Энкл, ныне Черный Охотник Энерос, слуга Незабвенного Райгара, владетеля Небесного Дворца и Огненного Царства. Да будет так… Пусть никто не потревожит твой сон.

Наклонившись, Дэфин положил ладони на плечи Берхартеру, который все еще стоял на коленях у тела Энероса. Девятый Охотник поднял полные боли и недоумения глаза и увидел над собой усталое лицо Дэфина. Странно, но Берхартер не заметил там прежней злобы и ненависти. На лице Дэфина застыла такая же боль, какая терзала сейчас Девятого Охотника. Боль, смешанная с сожалением и тоской.

— Пойдем, — тихо произнес он, потянув Берхартера от мертвого тела. Тот медленно поднялся, а губы его беззвучно шептали:

— Почему? Почему ты сделал это?

Он и сам не знал, к кому обращается в этот миг — то ли к Дэфину, то ли к самому Райгару.

Берхартеру никто не ответил. Переводя взгляд с мертвого тела на Дэфина и обратно, он отступил на несколько шагов и остановился только тогда, когда уткнулся спиной в собственную лошадь. Так Девятый Охотник стоял и смотрел на Энероса, на лице которого застыло выражение какой-то странной свободы. Казалось, смерть была для Энероса благом, которого он ждал очень и очень долго.

«Его надо похоронить! Его надо хоть как-то похоронить!» — вопил в его душе Лумиан, но Берхартер будто не слышал его. Он снова перевел взгляд на Дэфина, однако тот и не пытался приободрить Девятого Охотника. На его лице вновь проступила, казалось бы, полностью ушедшая злоба. Бросив косой взгляд на распростертое на снегу тело, Дэфин лихо вскочил в седло и, не глядя, вогнал заляпанный кровью нож за голенище, даже не потрудившись обтереть его.

«Его надо хотя бы похоронить…» — уже не кричал, а едва слышно шептал Лумиан, но Берхартер был все так же глух. Девятый Охотник не помнил, как вновь оказался на лошади, как развернул ее и медленно поехал прочь, то и дело оборачиваясь, чтобы бросить взгляд на неподвижное тело Энероса. Каждый раз Берхартер клялся, что это в последний раз, но вновь и вновь оборачивался, чтобы увидеть Охотника, еще несколько минут назад живого и полного сил, готового отправиться по приказу Хозяина хоть на край Империи, хоть на Изнанку Мира — куда угодно. Смерть Энероса казалась нелепейшей случайностью, которой не должно было произойти. С кем угодно — только не с творением Незабвенного. А еще Берхартер не знал, как ему теперь относиться к Дэфину.

Они медленно ехали вдоль городской стены, незаметно отдаляясь от нее. Но никто не смотрел на Охотников, и, казалось, никто даже не заметил гибели одного из них. Человеческой жизнью больше или меньше — сейчас на это мало кто обращал внимание.

«Его надо было похоронить…» — все еще бормотал Лумиан.

— Его надо было похоронить, — столь же тихо повторил Берхартер, но уже не нашел в себе сил повернуть назад.

* * *

Отшвырнув отслуживший свое щит с парой засевших в нем стрел, Вазгер прижался спиной к стене дома и попытался перевести дух. Пробраться в город даже через полностью контролируемый золонианами пролом в стене оказалось не так-то просто. В первый раз наемнику едва удалось избежать гибели от руки раненого защитника Мэсфальда. Тот лежал среди развалин с разбитой о камни головой и засевшей в боку стрелой. Однако едва Вазгер подошел, намереваясь перешагнуть труп, как воин неожиданно вскинул руку с зажатой в кулаке сулицей и едва не пропорол наемнику бедро и пах. Вазгеру удалось лишь чудом избежать раны. Наконечник ударил в налучье и, крепко застряв в нем, вырвал сулицу из руки воина. Отскочив в сторону, Вазгер едва не упал, лишь чудом устояв на ногах. Раненый бессильно и злобно выругался, попытался приподняться, но не смог сделать и этого — последние силы ушли на удар, так и не принесший успеха. В иной ситуации Вазгер вернулся бы к воину, чтобы добить, но теперь он лишь бросил косой взгляд на умирающего и побежал дальше, на этот раз внимательно всматриваясь в каждое распростертое на камнях тело. Трупов оказалось очень много — наемник давно не видел подобного, но лишь крепче стиснул зубы: он не имел права на слабость.

В следующий раз, не удержав равновесия, поскользнувшись в луже крови, Вазгер едва не наткнулся на чей-то меч, торчащий острием вверх между камней. Его хозяин лежал рядом, разорванная ударом копья кольчуга слабо поблескивала в свете тусклого солнца.

Но сейчас, стоя у стены и озираясь по сторонам, Вазгер не хотел вспоминать обо всем этом. Где-то совсем рядом кипел бой. Наемник отчетливо слышал звон мечей и крики раненых, однако улица была почти пуста, лишь в дальнем ее конце, у поворота, виднелось несколько воинов, застывших у какого-то дома с оружием наизготовку. Кого они ожидали, Вазгер не знал, но его это мало интересовало.

Медленно пройдя по улице, Вазгер остановился у одного из тел. Перед ним на мостовой, покрытой грязной кашей из снега и крови, лежал молодой защитник Мэсфальда с раскроенным черепом. Смятый и откатившийся в сторону шлем оставил в грязи замысловатую дорожку. Воин был примерно той же комплекции, что и Вазгер, именно это и стало решающим в сделанном наемником выборе. Присев на корточки, он принялся как можно быстрее, но без лишней суеты снимать с убитого одежды городского стражника. То, что длинный плащ успел вымокнуть и испачкаться, Вазгера волновало мало — в нынешней суете вряд ли кто-нибудь обратит на это внимание.

Переодевание не заняло у наемника много времени, куда дольше он стаскивал одежду с мертвеца, стараясь не запачкать ее в крови. Куртка оказалась немного маловата, но Вазгер надеялся, что это не будет заметно под наброшенным на плечи плащом. Меч пришлось перевесить на пояс — городская стража никогда не носила клинки за спиной. Поразмыслив немного, Вазгер решил оставить при себе и лук, спрятав оружие в налучье.