Александр Анисимов - Игры богов

Зариан, даже не отшатнувшийся, несмотря на то, что Вазгер почти достал его в своем нечеловеческом рывке, едва заметно покачал головой.

Повернувшись, он махнул рукой стоящему за спиной тюремщику, и тот шагнул вперед. В свете стоящей на полу лампы в его руке тускло блеснула изогнутая, словно рыболовный крючок, сапожная игла с длинным хвостом толстой нити. Вазгер широко распахнутыми глазами смотрел на медленно приближающуюся к его лицу иглу, не в силах отвести от нее взгляд. Наемника будто кто-то заворожил. Острое лезвие все еще было прижато к шее, и в какой-то миг у Вазгера в голове промелькнула безумная идея броситься вперед и самому перерезать себе горло, но он не смог заставить себя это сделать. Возможно, потому, что прекрасно понимал: держащие его люди — профессионалы и не позволят ему так просто расстаться с жизнью. На их поведение даже никак не повлияла смерть тюремщика, которому Вазгер минутой раньше сломал переносицу — лица этих людей были все такими же безразличными.

И когда игла в первый раз вонзилась в его плоть, скребнув о плотно сжатые зубы, наемник не закричал — он слишком давно привык терпеть боль. Вазгер даже не изменился в лице, продолжая все с той же ненавистью и холодным презрением буравить взглядом замершего в дверях Зариана. Тот так же неотрывно смотрел на наемника, но его глаза, напротив, были совершенно пусты.

Когда тюремщик наконец отошел, пряча иглу во внутренний карман, а его товарищи поднялись, ставя на ноги и наемника, Зариан, окинув осужденного взглядом, удовлетворенно кивнул и, подойдя, достал что-то из кармана. Секунду спустя у Вазгера перед глазами оказался его собственный медальон — воинский знак, пожалованный когда-то Дагмаром. Зариан то ли случайно, то ли сознательно поднял его так, чтобы тот оказался на уровне лица Вазгера, а потому тот вынужден был одновременно смотреть и на медальон, и на Зариана.

— Он твой, — сообщил начальник стражи. — Думаю, будет лучше, если он останется с тобой до конца. Кем бы ты ни был, но ты заслужил воинский знак честно, и никто не вправе отнимать его у тебя.

С этими словами Зариан бережно, стараясь не порвать шнурок, повесил медальон на шею Вазгера. На воинском знаке в тот же миг проступил волшебный рисунок, означающий, что медальон признал хозяина.

Начальник стражи отвернулся и, не сказав ни слова, шагнул в коридор, поманив за собой остальных. Вазгер, получив ощутимый тычок в спину, вынужден был отправиться следом. В ушах стучала кровь, голова немилосердно кружилась, но все же на ногах Вазгер держался твердо то ли благодаря тому, что кто-то удосужился накормить его и перевязать, то ли из-за грызущей изнутри ненависти.

— Я убью тебя. Клянусь Райгаром, я еще вернусь и поквитаюсь с тобой за то, что ты со мной сотворил, — сквозь плотно сомкнутые губы произнес Вазгер, но это прозвучало как нечленораздельное мычание. Однако, как ни странно, Зариан уловил смысл сказанного наемником.

— С того света не возвращаются, — холодно ответил он, так и не взглянув Вазгеру в глаза. — Иначе по мою душу пришли бы уже очень многие.

Дождь, похоже, шел с самого утра, залив городские улицы ледяной водой. Мириады капель образовывали густую завесу, не позволявшую видеть перед собой даже стоящего в небольшом отдалении человека. Холодный ветер пробирал до костей, а тонущие в глубоких лужах босые ноги совершенно закоченели. Впрочем, Вазгер понимал, что мучения эти продлятся недолго, поскольку тугая петля оборвет их раз и навсегда. Глядя прямо перед собой, он механически переставлял ноги, стараясь поспеть за идущим впереди коренастым стражником, которому при выходе из Черного Замка передал своего пленника Зариан. Они шли по совершенно пустой улице. Выходящие на нее окна домов были плотно закрыты ставнями и заперты снаружи на засовы — все возможные меры безопасности были приняты, и наемник не видел никого до самой площади, на которую выходила улица, ведущая от Черного Замка к королевскому дворцу. Приближаясь к месту казни, Вазгер различил за шумом дождя гул толпы. Слов разобрать было нельзя, Да наемник и не пытался сделать это.

Стоящие впритык друг к другу дома внезапно закончились, открыв выход на площадь перед дворцом, но у Вазгера сложилось впечатление, что улица, по которой он шел всего несколько секунд назад, все еще продолжается. Возможно, виной тому был живой коридор, состоящий из нескольких десятков воинов, отделивших осужденного и конвоиров от горожан. Никто не пытался прорвать заслон, люди стояли и смотрели, не двигаясь с места. При появлении Вазгера над толпой пронесся ропот, а затем наступила тишина. Стало слышно, как отдельные капли дождя врезаются в рябую поверхность луж, как бряцает оружие, как стучат по камням подкованные сапоги стражей. Подняв голову, Вазгер медленно обвел взглядом притихшую толпу, пытаясь разглядеть хоть что-то за пологом из косых струй дождя. За мутной пеленой над людскими головами возвышалась какая-то серая размытая масса, и лишь позже Вазгер сообразил, что видит самую обычную виселицу.

Вазгер беспрерывно поворачивал голову, пытаясь разглядеть в толпе хотя бы одно сочувствующее лицо, но все усилия были тщетны — и это оказалось страшнее всего. Жители Мэсфальда отвергли его — его, сделавшего столько для этого города. Хотя чему теперь удивляться, винить в случившемся следовало Советника Маттео и его приспешников, это они настроили горожан против верно служившего им воина.

На площади луж почти не было благодаря плотно пригнанным друг к другу гранитным плитам, образующим почти монолитную поверхность. Но если ноги наемника перестали коченеть и утопать в холодной воде, то от ветра, вольготно гуляющего по площади, спасения не было никакого: на узкой улице Вазгера хотя бы немного прикрывали стены домов.

Из-за холода Вазгер не заметил, как приблизился к виселице. Она была сооружена на скорую руку. Помост из старых, а потому посеревших, но еще очень крепких досок возвышался на уровне людских голов, но был отделен от горожан пустым пространством шириной в несколько шагов и цепью воинов с копьями.

Подойдя к лестнице, ведущей на эшафот, наемник уже собрался, не останавливаясь, опустить ногу на первую ступеньку, но почувствовал на своих плечах две цепкие руки и вынужден был покорно остановиться. Вазгер не стал оборачиваться, продолжая неотрывно смотреть на одинокую фигуру, стоящую на помосте всего в нескольких шагах от края. Длинный черный плащ полностью скрывал человека, на голове его был глухой кожаный шлем с узкой прорезью для глаз. Наемник понимал, что эти глаза столь же неотрывно изучают его. Глаза привыкшего к своей работе палача.

От созерцания палача Вазгера оторвал резкий рывок. Ткань затрещала, разрываемая сильными руками, куртка вместе с рубахой упали на землю, под ноги наемника. Стало еще холоднее. Колючие струи дождя нещадно стегали голое тело, но Вазгер не задумывался об этом.