Александр Анисимов - Игры богов

Левея обвила руками шею Вазгера.

— Разве это так важно для тебя? — Ее голос завораживал, заставляя соглашаться со всем, что она говорила. — Главное, что я здесь, ведь так, милый?

— Конечно, — прошептал наемник, водя ладонями по податливому телу.

Левея прижалась к нему еще теснее. Вазгер ощутил мягкость ее пышных волос, щекочущих его шею и руки.

— Я знаю, чего ты хочешь, — произнесла она. — И я могу помочь тебе. Ты можешь выйти из этого подземелья в любую минуту, даже сейчас, только скажи мне об этом. Ведь ты вправду этого хочешь, иначе ты не позвал бы меня.

Вазгер кивнул.

— Отсюда невозможно выйти. — Рука его медленно скользнула вниз по спине женщины. Наемник, не понимал, что происходит. — Не знаю, как ты попала сюда, но я не могу уйти с тобой.

— Можешь, — засмеялась Левея. — Взгляни. Она чуть отстранилась и рукой указала на стену за собой. Вазгер с огромным сожалением оторвал жадный взгляд от лица женщины и посмотрел на влажную серую кладку. Грязная стена была перечеркнута резкими огненными линиями, при пересечении образовывающими нечто вроде неправильного пятиугольника. Внутри пятиугольника расплывалось черное пятно с малиновыми и фиолетовыми прожилками. Оно медленно вращалось, образуя глубокую, затягивающую в себя воронку. Вазгер попытался шагнуть к двери, но Левея мягко удержала наемника и привлекла к себе.

— Это выход на свободу, — произнесла она. — Но если ты желаешь покинуть это место, то должен заплатить мне. Я не запрошу много, я возьму лишь то, что ты в силах мне дать.

— Чего же ты хочешь? — спросил наемник, отведя взгляд от стены и посмотрев в глаза женщины, в которых застыло желание, смешанное то ли со скрытым торжеством, то ли с восхищением, причины которого Вазгер не понимал.

— Тебя, — выдохнула Левея. — Будь со мной эту ночь, и я выведу тебя прочь из этого подвала. Отведу туда, куда ты захочешь. Ты познаешь истинное наслаждение, а затем вырвешься к солнечному свету. Все в твоих руках — я не прошу невозможного.

Женщина чуть повела плечами, заставив длинные волосы черными волнами заструиться по спине. Холодные руки проникли Вазгеру под рубаху и принялись поглаживать мускулистую грудь. Пальцы нежно касались рваного шрама, принося невероятное облегчение. Наемнику еще никогда в жизни не было так хорошо, и он забыл обо всем, что тяготило его. Даже внутренний голос, звучащий все громче и громче, не мог убедить Вазгера в необходимости быть настороже.

— Ты ведь Вечная, да? — почти задыхаясь спросил наемник, млея в объятиях Левеи.

— Зачем спрашивать, если ты и без того знаешь ответ? — пробормотала Левея. — Тебя не должно волновать это, ведь я с тобой, и никто нам не помещает. Я подарю тебе свободу.

— Да! Да! Свободу! — воскликнул Вазгер, и, обхватив голову женщины ладонями, притянул ее к себе и впился губами в ее губы. Язык наемника проник Левее в рот и наткнулся на жемчужины зубов, после чего скользнул чуть ниже, пытаясь пробраться дальше.

Сначала Вазгер почувствовал на языке что-то теплое и липкое, а затем понял, что зубы Левеи перестали быть ровными…

… На долину давно опустилась тихая и безмятежная весенняя ночь, рассыпавшая по чистому небосводу яркие бисерины звезд. Некоторые из них едва заметно помаргивали, обретая в этот момент схожесть с горящими глазами лесных зверей, только смотрели звезды на землю молчаливо и по-доброму. Где-то вдали шелестели деревья.

Разбитый в долине лагерь озарял свет множества больших костров, вокруг которых сидели или лежали люди. Из шатров, расставленных в огромном количестве, доносился громкий храп. Было уже глубоко за полночь, но бодрствующих, рассевшихся вокруг костров, было гораздо больше, чем спящих. Со всех сторон слышались негромкие разговоры и редкий смех. Все это сливалось в глухой гул, стоящий над ночным лагерем и ограждающий воинов от незваных гостей даже лучше сторожевых постов.

Вазгер сидел на расстеленном, сложенном вдвое плаще и, позевывая, медленно и осторожно водил оселком по лезвию меча. Мягкий шелест камня по стали сопровождал каждое движение, в воздух поднимались едва заметные облачка пыли. Остановившись на некоторое время, Вазгер приподнял меч, осторожно провел по кромке стали ногтем и, неудовлетворенно прищелкнув языком, вновь протянул руку к камню. Пространство вокруг Вазгера вновь наполнилось шелестом скользящего по стали оселка, почти неслышным за треском костра. Сидящий рядом воин, штопающий разорванный почти до плеча рукав рубахи, усмехнулся:

— Ты хочешь, чтобы меч, только прикоснувшись к человеку, разрубал его надвое, будто муху? Мне кажется, ты зря тратишь время.

— Я не желаю вверять свою жизнь простому куску стали. Если хочешь остаться в живых — свой клинок нужно любить и не забывать о нем.

Воин снова усмехнулся, но ничего не сказал, зато заговорил лежащий по другую сторону костра. Приподнявшись на локте, он устроился поудобнее и, окинув горящим в свете пламени взглядом оставшихся у огня воинов, обратился к Вазгеру.

— Вот воюем мы против этих Вечных, воюем, — сказал он, — а ведь многие из этих тварей нам зла-то и не желают. Мы их бьем — а они в ответ. Мы их оставим в покое — и они оружие сложат. Нет, я не стану спорить, есть среди Вечных такие, кто действительно ненавидит нас — ненавидит не только из-за того, что мы развязали эту войну. Они и много раньше враждовали с нами. Ведь не секрет, что мантикоры, спригганы и другие вообще ненавидят людей…

Вазгер кивнул, соглашаясь, но не стал продолжать этот разговор.

— А интересно, кто из Вечных страшнее всего? — раздался вопрос, почти потонувший в глубоком зевке. От накатывающегося сна уже не спасали даже разговоры, и беседа шла по инерции. Вазгер не удивился бы, если бы ответа не последовало, но чуть погодя услышал чей-то голос:

— Известно кто, знаменитый пустынный царь, василиск. Не приведи бог еще раз увидеть мне эту тварь. Помню, я в южных пустынях воевал… Так это отродье вылезло невесть откуда и за полминуты две сотни отличных воинов мертвецами сделало. Уж и не помню, как сам спасся, но страху я тогда натерпелся на всю оставшуюся жизнь! Одни глаза его чего стоили — каждый что моя голова, а то и больше, розовые, а зрачки темно-коричневые. Он как взглянул на меня — так и душа в пятки ушла…

— Хорош врать-то! — недоверчиво хмыкнул Вазгер. — Если бы василиск и вправду взглянул на тебя, ты бы с нами уже не сидел, а лежал бы, окаменевший, где-нибудь в далекой пустыне.

— Василиски, слуа, бильвизы, — вздохнул наконец один из воинов. — Да никто из них не идет в сравнение с женщиной. Женщины — это самые страшные и коварные существа, помяните мое слово.

— Так уж и женщины? — хохотнул кто-то, но его никто не поддержал.