Александр Прозоров - Донос мертвеца

— Какой ты морозный, боярин!

— А про боярина Константина ты зря наговариваешь. Добычу мы взяли большую. Он, видать, ее к вам в Каушту повез.

— Вот паразит! — еще больше возмутилась Юля. — Как в драку, значит, меня первую суют, а как добро делить — так побоку! Ну, Росин, ну, президент! Я ему ухо-то к столбу точно пришпилю!

— А хочешь, я тебя в Каушту отвезу? — неожиданно предложил боярин.

— Нет, не хочу. Я для тебя какое-нибудь другое желание придумаю.

— То не за зарок свой, — улыбнулся воин. — Я тебя просто так отвезу.

— А на чем? С моей-то ногой…

— Конь у меня заводной с собой. Спешить ноне некуда, я тебя на нем и доставлю.

— Так… — девушка опять задумчиво посмотрела на ногу, а потом решительно махнула рукой: — Вези!

Выехали они следующим утром. Боярин Варлам перевесил чересседельные сумки к себе, расстелил на спину заводного коня попону, положил Юлю ему на спину головой на круп, накрыл большой мохнатой медвежьей шкурой. Через шею жеребца перекинул широкий ремень, за который и закрепил лубок сломанной ноги.

— Так хорошо?

— На землю не скачусь?

— Не, — улыбнулся, оглаживая бороду, боярин. — Жеребец, он бабу чует, брыкать под ней не станет. Ластиться начнет. Так удобно тебе, боярыня?

— В общем, нормально, — признала девушка. — Как в поезде на верхней полке. Правда, полка немного уже будет. И потверже. И холодная. Но зато ровная.

— Это полати, что ли? — уточнил боярин.

— А что такое «полати»?

Сын Евдокима Батова с некоторым недоумением приподнял брови, потом молча поднялся в седло и взял в спрятанную в меховую рукавицу руку повод ее жеребца.

На улице стоял яркий солнечный день — совершенно чистое прозрачное небо, звенящий мороз, искрящийся множеством синих точечек наст. А под шкурой на мерно покачивающейся спине коня было тепло и уютно, и можно спокойно наблюдать за медленно проплывающими мимо заснеженными елями и высоко-высоко забросившими свои куцые растопыренные сучья соснами.

— Боярыня, а где ты так стрелять научилась? — поинтересовался воин.

— Если я начну рассказывать тебе про детскую спортивную секцию, спортивно-юношескую школу и всякого рода сборы, то это получится очень долго и нудно, Варлам. К тому же, подозреваю, кроме слов «лук» и «тетива» ты все равно ничего не разберешь. Сам-то где тренировался?

— Не знаю, боярыня, — пожал плечами ратник. — Сколько помню себя, всегда стрелял. Маленьким, помню, у меня лук свой был, и сабелька. Но мне моя не нравилась, больно маленькая. Я все время отцовскую пытался утащить. Схвачу, и с нею на двор, — он усмехнулся. — Все собаки как меня с саблей-то увидят, по щелям прятались. Вроде не зарубил ни одной, но все равно боялись.

— А на войну ты уже ходил?

— А как же, боярыня? — чуть ли не обиделся воин. — Под Казань один раз ходил. А при втором походе мы с воеводой Тихониным на жмудь ходили. Под Смоленск, Витебск, Вязьму. Хотели на Полоцк пойти, но потрепали нас литвины, пришлось возвращаться.

— Повтори? — приподнялась на локте девушка.

— Смоленск, Витебск, Вязьму. А до Полоцка не дошли.

— А разве это не наши города, не русские?

— Конечно, русские, — согласился боярин. — Почитай, еще дед Ивана Васильевича, великий князь их к Руси присоединил, да жмудины все забыть этого не могут, обратно украсть хотят. Как государь с Казанским ханством войну начал, так Литва опять баловать начала. Сейчас, говорят, жмудь с ляхами снюхивается. Коли вместе сойдутся, тяжело станет, ох тяжело.

— Не будет скоро вашей Польши, — с мстительным злорадством сообщила Юля. — Там шляхта скоро демократическое общество построит, и такой свободы для себя добьется, что пух и перья полетят. И порежут ее потом на кусочки между Россией и Германией.

— Не будет, стало быть, Польши? — погладил бороду боярин. — Это хорошо.

— Да будет, будет, — поморщилась девушка. — Ленин ее потом восстановит.

— Зачем? — удивился воин. — Вражье ведь королевство?

— Козел потому что, — кратко пояснила Юля. — Так национальный вопрос решил, что страна уже лет десять кровью умывается.

— А кто такой этот «Ленин»? — заинтересовался незнакомым именем ратник. — Князь?

— Скорее, пророк. Будет такой через четыреста лет.

— А откуда ты все это знаешь, боярыня? — оглянулся назад сын Евдокима Батова. — Про Польшу, про пророков будущих? Ты ведунья, да?

— Нет, — покачала головой Юля. — Не ведьма. Скажем так: я чувствую.

— А мое будущее предсказать можешь?

— Могу, — улыбнулась спортсменка. — Все у тебя будет хорошо.

Внезапно боярин отпустил повод ее коня, и пустил своего жеребца вскачь.

— Предсказанию, что ли, обрадовался? — изумилась девушка, приподнимаясь на локте, и увидела, как впереди, лихорадочно метаясь из стороны в сторону, улепетывает к прибрежным ивовым зарослям заяц. Однако, для спасения косому не хватило каких-то считанных метров: нагнавший его жеребец оказался рядом, всадник упал вниз, почти до земли, взмахнул рукой. В воздухе промелькнул шарик кистеня, и длинноухий, совершив последний в жизни прыжок, перевернулся в воздухе на спину и шмякнулся в снег. Боярин развернулся, снова упал с седла, подхватывая добычу с земли, вернулся назад, с гордостью показав ее девушке.

— Бедненький, — пожалела зверька спортсменка.

— Что, есть не станешь, боярыня?

— Нет, почему? Стану! И еще, Варлам. Перестань ты называть меня боярыней. Зови просто Юлей.

Вечером заяц оказался целиком на вертеле, и долго обжаривался над огнем, капая в пламя накопленным за теплое лето жирком. Юля лежала на толстом слое лапника, завернутая в большую лохматую шкуру. Это было очень странное ощущение — она отлично понимала, что на улице стоит трескучий мороз, она вдыхала этот холодный зимний воздух и выпускала в него клубы пара — но ей было уютно и тепло. Перед лицом приплясывал жаркими языками костер, доходило до нужной кондиции жаркое, неподалеку всхрапывали, перетаптываясь, кони.

— А сколько ты хочешь сыновей, Варлам? — неожиданно спросила она.

Боярин заметно вздрогнул, поднял на нее глаза. В зрачках заплясало отраженное от костра адово пламя.

— Пятерых, — почему-то с хрипотцой сказал он.

— Ого! Если принять вероятность появления девочек, это примерно десять детей получается. Нет, я не потяну.

— Девочки тоже хорошо, — нервно подергал себя за усы боярин.

— Стоп! — предупредила Юля. — Только не нужно делать выводов и засылать сватов! Я амазонка, Варлам. Я не умею стоять у плиты, готовить обеды, подметать пол и вести хозяйство. Я вообще не представляю, как это делать. Меня всю жизнь учили только одному: из лука стрелять.

— Готовить должна стряпуха, — снова опустил глаза к жаркому боярин, и усмехнулся себе в бороду. — Зато какие у тебя должны родиться сыновья!