Александр Прозоров - Люди меча

Б-бабах! — глупые русские упрямо стреляли не по форту, а по шнекам, размолотив ядрами еще один, и побудив остальные отойти от острова. Ничего не поделаешь, Финский залив слишком мелок, чтобы по нему можно было провести к Неве нормальные мореходные корабли, способные без вреда выдерживать целый бортовой залп, да и сами имели на борту больше пушек, нежели иная крепость. Однако самое главное они сделали: укрепились на острове и начали обстрел крепости. Теперь достаточно поставить неподалеку от форта, но на безопасном расстоянии две лоймы, способные немедленно подойти на помощь в случае русской вылазки, и можно высаживаться на невский берег, разбивать лагерь. Места здесь дикие, безлюдные, болотистые. Опасаться некого.

Увидев, как пушки в форте дали второй залп, адмирал несколько успокоился и повернулся к берегу, выбирая место для лагеря, как вдруг его внимание привлекли тревожные выкрики. Он снова повернулся к острову и обнаружил, что одна из пушек в форте лежит на боку, со сломанным лафетом, рядом — скрюченные тела двух человек, один из которых еще подрагивает. Остальные воины испуганно носятся по мысу из стороны в сторону, призывно размахивая руками.

Кажется, они хотели, чтобы их увезли из форта. Но почему? Что успело случиться?

Вскоре с неба рухнул ответ: несколько каменных ядер шмякнулось на мыс, слегка помяв вал из фашин, перекинув опрокинутую пушку из стороны в сторону и покалечив еще одного бедолагу из тех, что ставили на острове укрепление. Разумеется, о стрельбе по крепости более не могло быть и речи: латники более следили за небом, чтобы успеть увернуться от очередного булыжника, нежели пытались вести огонь.

— Заберите их оттуда, — распорядился адмирал. — Пока русские не перебили всех и не уволокли наши пушки.

Похоже, обычным валом из фашин на острове было не обойтись. Нужно делать укрепление с крышей, и довольно прочной. Например, три-четыре ряда из сосновых бревен. Которые еще нужно срубить и перевезти на остров. И самое главное — построить укрепление, построить под постоянным русским обстрелом.

У адмирала появилось желание махнуть на крепость рукой и двинуться дальше, на широкий озерный простор, топя встреченные русские торговые суда и рыбацкие лодки, разоряя прибрежные деревни. Однако он прекрасно понимал, что большого успеха, пока русская крепость стоит непокорной, добиться не сможет. Мимо нее назад в Швецию ни добычу, ни раненых и больных отправить не удастся, равно как и подвезти пополнения и военный припас. К тому же Якоб Брагге доподлинно знал, что новгородский Орешек не только держит под прицелом русло, угрожая уничтожить или сильно повредить любое чужое судно, но и имеет свой флот, который прячет в прорытых внутри крепости рвах. Не выставляя его против могучего шведского флота, местный воевода не преминет захватывать шведские корабли, идущие без сильной охраны. И, наконец, — король приказал не пропускать русские корабли в море, а сделать этого, уйдя от истока Невы, никак невозможно.

Получалось — не взяв крепости, уйти отсюда он никак не мог. Разве только назад, в гавань Стокгольма, отказавшись от бессмысленной войны с русскими, начатой из-за пустяшной драки между рыбаками. Чтобы прорваться в крепость, нужно сделать пролом в стене. Прорыть подкоп, невозможно — крепость на острове. Оставалось ломать ее пушечным огнем. Стрелять по стенам с лойм не получится — они слишком легкие, их поломает отдачей. Вдобавок, они слишком уязвимы от русских пищалей. Кидать ядра с берега слишком далеко. И остается только одно: готовить новую высадку, собрав на мысу более прочное укрепление и установив пушки там.

Усадьбу в Анинлове Василий Дворкин так все еще и не поставил, продолжая обитать, как раньше Зализа, в большой мужицкой избе. Разве только амбар рядом с домом стоял у него заметно больший, нежели у простых смердов, да сено лежало не только на сеновале, но и под высоким навесом на улице — необходимый для четверки ратных коней и трех рабочих припас на крытом внутреннем дворе не помещался. Сейчас, по весне, и амбар, и навес пустовали, посему сейчас там скрывались от дождя многочисленные лошади прибывающих бояр. Самих воинов хозяин разместил, естественно, в доме, под крышей.

За четыре дня сюда подтянулось немногим более полутора сотен человек: боярин Абенов с тремя сыновьями и двумя оружными смердами, боярин Иванов с двумя детьми и тремя ратниками, Боярин Батов с десятком воинов, да еще боярские дети из поместья самого Зализы. Северная Пустошь, и так способная выставить по призыву всего семь сотен служивых людей, отдала слишком много сил походу на Ливонию. Теперь приходилось обходиться тем, что есть.

Боярин Феофан вместе с донельзя уставшим смердом прискакал к месту сбора только на пятый день после поднятой им же самим тревоги. Спрыгнул на землю, постучал руками по груди, выбивая из кольчуги воду.

— Митяй, коней расседлай, сена им задай, упреди, чтобы воду пока не давали. Горячие.

— Слушаю, боярин, — спустился с седла смерд.

Ратная служба, что казалась ему ранее полным бездельем: ну, выехать раз в месяц на неделю в засеку, ну коней почистить, покормить и напоить, с саблей да копьем поиграть, али с барином по потешному сразиться. Вот и все. Это вам не землепашеская жизнь, что каждый божий день от рассвета до заката то сеять, то косить, то дрова заготавливать, то загоны скотине сколачивать — завсегда дело найдется. И вдруг на тебе: четыре полных дня вместо обычного сидения у костра, либо в кустарнике на берегу — непрерывная скачка, ползанье в грязи, лазанье по густым кустам, плавание в ледяной воде. Да еще в насквозь промокшем тегиляе, да с рогатиной и щитом тяжелым. И все — на пустое брюхо. Огня барин разводить не позволил, а солонину всю он еще вчера доел. Пришлось жевать жесткое, как ивовая кора, вяленное мясо — а с него никакой сытости, только брюхо громче урчит.

Вот и сейчас, первая забота — о лошадях, коим до свар человечьих дела нет. Не покормишь вовремя, али опоишь по усталости — потом еще и пешим придется бегать. А Дмитрия и так уже ноги не держали.

— Здрав будь, боярин Феофан! — поднялись ему навстречу сидевшие на крыльце воины. — Как в дозор съездил?

Тут дверь распахнулась, на улицу выскочил Василий, сбежал под дождь, порывисто обнял старого друга:

— Цел, Феня? Ну, слава Богу! Ты давай, заходи. Зерцала сразу скинь, и кольчугу. На печь положу, как просохнет, Мелитинии велю салом натереть.

— То не салом, то воском натереть нужно, — присоветовал с крыльца боярин Батов. — И ржа броню не берет, и не пачкается она, и блестит пригоже,

— Воском не натирать, его топить нужно, — покачал головой другой воин. — Как потечет водою, так в него броню и макать. Выдержать маленько, дабы согрелась, потом поднять. Лишний-то воск стечет, а нужный останется, каженное колечко, каженный крючок обоймет.