Виктория Дьякова - Камни Юсуфа

— Жива, жива, девочка моя. — Никита подхватил свою красавицу. Индигово-черные глаза птицы были полны невысказанных страданий. — Подлечит тебя Сомыч, подлечит, ничего.

— Алексей Петрович, — крикнул он подъехавшему князю Белозерскому, — наша взяла!

И радостно поднял над головой белую соколиху. Голенище, спешившись, со злостью пнул сапогом мертвого сокола и, подняв с земли, бросил его на растерзание борзым.

— Посмотрим еще, чья возьмет, — угрожающе пообещал он.

— Что ж, правду ты молвил, князь, — произнес, хранивший до сих пор молчание государь. — Лучше, чем на Белом озере, и у персидского шаха птицы не сыщешь. Красивый бой. Ты все ли пометил, — спросил он сопровождавшего его дьяка, — сколько раз вверх взлетали, сколько опускались?

— Точно так, государь, — услужливо ответил тот. — Все до мелочишки.

— Добро. А подарка твоего, князь, — снова обратился он к Алексею Петровичу, — я не приму. Она заслужила, — Иван указал взглядом на соколиху, которую Никита прижимал к сердцу, — чтобы с любимым хозяином остаться. Прав твой брат, твоя взяла, князь. Слово свое я помню, — он бросил взгляд на помрачневшего Голенище, — но по делам решим позже.

Царь поворотил коня и неторопливо поехал прочь. За ним устремилась свита. Никита вопросительно посмотрел на брата. Тот пожал плечами.

«Похоже, все еще только начинается», — подумал он про себя.

— Алексей Петрович! Насилу отыскал тебя! — К князю Белозерскому подскакал Ибрагим Юсупов, служивший у государя комнатным стольником. — Вот узнал, что приехал ты. Здравствуй, Никита.

Поклонившись князю Алексею, Ибрагим обнялся с Никитой.

— Лихая схватка была. Я так и понял, что Голенище подлость подстроил. Но твоя птичка молодцом, утерла наглецу клюв, — татарин погладил притихшую соколиху по головке. — Отец спрашивал, — снова обратился он к Алексею Петровичу, — когда пожалуете, видеть хочет.

— Да передай, что сегодня и пожалую. К вечеру пусть ждет.

— Тогда я к Шелешпанским заеду, чтоб проводить вас.

— Хорошо. Ну, поехали что ли? — обернулся Алексей к Никите. — Грех отставать, государь разгневается.

Князья пришпорили коней.

В пылу охоты никто не заметил двоих всадников, державшихся все время в отдалении, но внимательно следивших за ходом событий. Княгиня Вассиана, одетая в мужской костюм и спрятавшая волосы, и капитан Гарсиа де Армес подъехали к поляне, когда схватка между соколами уже началась. В решительный момент, когда красный сокол, казалось, начал брать верх, Гарсиа вопросительно взглянул на госпожу, как бы предлагая вмешаться, но та сердито одернула его: — Тебе не терпится себя показать. Ты лучше Ибрагима высматривай, да не упусти потом. Он, наверняка, князя Алексея к отцу пригласит. Да Князев ответ Юсуфу повезет. Вот ты и проследишь за ним. Гляди, не проворонь, народу-то при царе вон сколько.

Когда после беседы с князем Белозерским, Ибрагим подъехал к государю, чтобы отпроситься, а потом во весь опор поскакал через поляну и овраг к шляху, Вассиана тут же приказала Гарсиа следовать за ним.

— Да обратно поспешай, ты мне для встречи с Андомой нужен, — напутствовала она его и, отпустив поводья, поспешила домой.

Растопченко и Рыбкин приехали в Москву на день позже князей — даже не с первой, а со второй частью княжеского обоза. Только к обеду следующего дня телеги, нагруженные княжеским скарбом, который им приказали охранять, протащились по узким, неровным улочкам Китай-город а и через массивную въездную Фроловскую башню, с боевыми часами и вестовым колоколом на ней въехали в кремль.

Все окрестные улочки, застроенные как попало, сходились к Кремлю веером. По краям улиц стояло множество образов в киотах, и прохожие то и дело останавливались, крестясь и кланяясь. На каждом углу встречалась церковь. Кое-где попадались мостовые, выложенные круглыми деревяшками, сложенными одна к одной — но, как и в далеком двадцатом веке, дороги в первую очередь ремонтировали поближе к царскому двору и домам знатных бояр. В большинстве же случаев через грязь прокладывали обычные дощатые мостки.

На торговых площадях глашатаи выкрикивали последние новости, и пока обоз дотащился по запруженным улицам до кремлевской стены, с поблескивавшими на крепостных площадках жерлами пушек и пожарными колоколами в башнях, путники успели услышать столичные известия раза три.

Кирпичная кремлевская стена с трех сторон омывалась водой: с двух сторон ее окаймляла Москва-река, с третьей — Неглинная. От них к крепостной стене тянулось множество каналов, глубоких и полноводных, на которых, как приметил Витя, даже строили мельницы. На противоположном берегу Москвы-реки сияли на солнце золоченые медные купола монастырских подворий.

Китай-город заканчивался у стен Кремля большой площадью — Растопченко догадался сам, что она называется Красной. Но в отличие от правительственной монументальности двадцатого века, за четыреста лет до перестройки она представляла собой большой и шумный рынок. Китай-город также окаймляла стена, соединяющаяся с кремлевской, вблизи которой высилась недавно выстроенная в честь взятия Казани Покровская церковь.

В доме князей Шелешпанских Витю разместили в отдельном домике для слуг рядом со свинарником. Хозяйка дома княгиня Емельяна Феодоровна очень не понравилась Вите.

«Сумасшедшая какая-то старуха», — подумал он про себя и пожалел, что не остался на Белом озере, как советовал Никита.

Сами князья, по словам Сомыча, с утра отправились в царевы хоромы с докладом, а потом, сказывали, на охоту с соколами.

— Ох, жаль, красавицу мою белоперую потащили. Как жалко. Не уберегут, ведь, — сокрушался Сома о соколихе.

Немного отлежавшись на лавке да заморив голод большим куском холодной просоленной свинины с ржаным хлебом, Витя пошатался по двору и тут увидел, что к парадному подъезду подали экипаж. Через некоторое время на крыльце появилась княгиня Вассиана. На ней был голубой аксамитный летник с яхонтовыми пуговицами, каждая из которых по стоимости превышала цену всего наряда. Широкие кисейные рукава, собранные в мелкие складки, перехватывались повыше локтя алмазными запястьями. Такие же серьги висели до самых плеч. Голову ее покрывал кокошник с яхонтовыми наклонами, а сафьяновые башмаки блестели жемчужною нашивкой. Поверх летника был наброшен легкий суконный плащ, опашень, красного цвета. В прорезях его висели расшитые золотом рукава летника.

Княгиня села в экипаж. Уезжать явно собралась одна, без обязательного сопровождения слуг, дворовых и нянек.

«Куда это она? — изумился Витя. — Всем спать после обеда положено, странные дела…»

Кучер уселся на одну из двух запряженных в экипаж лошадей, гикнул и взмахнул арапником. Экипаж быстро выехал за ворота. Но не успели ворота закрыться, как Витя, воспользовавшись случаем, тоже выскочил на улицу и, стараясь не привлекать внимания, пошел за экипажем княгини.