Александр Прозоров - Год полнолуний

— Это хорошо, — кивнул Олег. — Ну так как, у тебя больше нет желания читать мне нотации?

— Прости мою дерзость, Создатель, — покорно склонил голову слуга, — просто мне было очень больно…

— Больно? — усмехнулся Олег, сев у толстой липы и привалившись к ней. — Ты же не испытываешь боли?

— Мне было больно за других…

Сон сразил внезапно, словно удар меча…

…Это был звон будильника. Олег вскочил на ноги, привычно прихлопнул звонок и похолодел… Ведь он заснул! Там, в мире десятков солнц, он заснул. В чистом поле, один на один с Дьяволом, которому только что устроил жесточайшую выволочку! Достаточно рогатому протянуть руку, взять Драккар… И в следующий раз Создатель проснется без головы!

Олег покосился на постель. Лечь, проснуться и связать Дьявола? А если сейчас, в этот самый момент, голова уже катится с плеч? Нет, уж лучше подождать. Очень не хочется оказаться мертвецом. Даже во сне…

Нежные, чуть влажные губы прикоснулись к соску, вызвав сквозь сон приятное раздражение. Мягкие, теплые подушечки пальцев скользнули по животу.

Расслабляющий, обволакивающий сон не отпускал.

Ладонь опустилась на бедра, медленно двинулась дальше. Трофимов застонал, сон все еще удерживал его в своей власти, но тело уже проснулось, уже откликалось на ласку. Пальчики пробежались по напряженной плоти, а губы двинулись от сосков выше, коснулись шеи, колючего подбородка. Сон отчаянно цеплялся за Сашино сознание, но ласковые ладони покинули разгоряченные бедра, взамен опустилось не менее раскаленное тело. Плоть без малейшего усилия вошла в горячее лоно, Саша попытался обнять девушку, но она с неожиданной силой прижала его руки к подушке.

Сна не осталось и в помине. Саша хотел поднять голову и коснуться губами ее груди, но не достал, откинулся обратно и отдался во власть победительницы. Тело его словно нашло свой личный контакт с девушкой, послушно откликаясь на каждое ее движение, и категорически отринулось от сознания молодого человека, стремившегося продлить сладостный плен. Трофимов ощутил, как в глубине его разгорелся огонь, костер, пожар, огненная буря, которая не умещалась внутри; он закричал, и огонь выплеснулся наружу…

Синичка обессилено опустилась сверху, прижалась щекой к его щеке и тихонько мурлыкнула:

— С добрым утром, любимый.

Трофимов скосил глаза на часы и понял, что ему пора вставать.

— Пора-пора, — подтвердила Синичка, откатываясь в сторону. — Завтрак остывает;

— Какой завтрак в четыре часа утра? — Трофимов с явным сожалением поднялся на ноги.

— Не могу же я тебя голодным на работу отпустить?!

Посреди темной ночи Синичка ухитрилась приготовить не банальную яичницу, а самую настоящую сладкую рисовую кашу с молоком.

— Во сколько же ты встала? — поразился Трофимов.

— Ешь, тебе скоро выходить, — улыбнулась в ответ Синичка и стала наливать чай.

Не привыкший к подобной заботе, Александр вышел из дома на десять минут позднее обычного, и на работу ему пришлось мчаться бегом. В половине пятого он получил путевку, солярку, прошел врача и только без четверти пять выехал с БАМа.

Город еще спал. Редкие окна светились в домах, собаки еще не вывели на первую прогулку своих хозяев, две трети фонарей экономили электроэнергию. Призрачная ночь, привычная кабина, заснеженный асфальт ныряет под колеса. И Трофимов уже начал сомневаться, была ли Синичка на самом деле или это всего лишь затянувшийся сон.

Первый круг — с пяти двадцати семи до шести тридцати четырех. До «Воздухоплавательного парка» тридцать три минуты, тридцать четыре обратно. Самый легкий рейс — человек десять за все время. Второй круг занял уже час двадцать, и двери аж трещали от набившегося народа. Толпа схлынула только к завершению третьего рейса, но хитроумные составители графика это предусмотрели, и с половины одиннадцатого автобус отправлялся в парк. В «разрыв», как принято называть четырехчасовой обед среди водителей.

За прошедшие семь часов Саша уже и вправду засомневался в реальности Синички — засомневался настолько, что плюнул на все инструкции и вместо парка рванул домой.

Дверь он открыл своим ключом, вошел в квартиру, прислушался… С кухни доносилось негромкое позвякивание. Саша заглянул туда…

— Сашка! — Синичка бросила тарелки и кинулась ему на шею. — Ты что, уже с работы?

— Нет еще, — счастливо улыбнулся Трофимов, — надо в парк ехать.

— Ты знаешь, как здорово, когда вода сама в дом течет? Я всю посуду заново перемыла, и вилки. И еще прозрачные чашечки из комнаты. Это просто сказка! — Синичка крепко его расцеловала. — Ты такой молодец!

— Я или водопровод? — рассмеялся Трофимов.

— Конечно, ты!

Чувства долга у Саши хватило только на то, чтобы позвонить в парк и соврать, что он сломался.

Как ни странно, работы сегодня почти не было. Все сотрудники мастерской лихорадочно готовились к выставке — носились по этажам с выпученными глазами, упаковывали отливки, отбирали проекты и комментарии. Альбертовна, злобно шипя, следила за загрузкой двух «Газелей», не подпуская к машинам даже бритых охранников. Художники выгребали из столов пыльные эскизы и набивали их в папки. Секретарша грозно водила глазами. Короче, дела нашлись у всех, кроме Олега. Немного поскучав, литейщик занялся уборкой мусора.

После выметания всех углов хлама набралось ведра на три. Обнаружился также десяток завалявшихся по пыльным щелям восковок. Судя по тому, что их до сих пор не хватились, в этих украшениях никто особо не нуждался, однако Олег, привыкший уважать чужой труд, сделал-таки литейные формы и к вечеру провел единственную плавку. А потом запер мастерскую и отправился домой.

Таня хлопотала на кухне у плиты. На плече возвышался Альфонс и внимательно наблюдал за ее манипуляциями.

— Ты прямо Сильвер, — усмехнулся Олег, — ни минуты без попугая.

— Как ты сегодня рано, — удивилась благоверная, — а я, как назло, Сашку со Светкой на живопись отправила. Обидится. Спать пойдешь?

— Спать? — Олег прикрыл глаза. Воображение сразу нарисовало самодовольную козлиную рожу, блеск меча. Холодно касается горла стальное лезвие, и голова катится на траву. Олег поежился. Умирать ему почему-то не хотелось. — Нет, спасибо. А ты что, с попугаем теперь вообще не расстаешься?

— Тебе жалко? — Танечка скосила глаза на Альфонса. — Он меня любит.

Попугай с готовностью закинул голову, распушил перья и вдохновенно произнес: «Боже мой, как ты прекрасна!»

— Врет он все. — Олег подошел ближе и уставился птице в глаза: — Чего от Тани хочешь?

— Жрать хочу! — признался Альфонс.

— Вот так! Слыхала?

— Ну и что? Мне за ласковое слово горсти пшена не жалко… От кого еще услышишь?