Сергей Раткевич - Меч Рассвета

Курт вздохнул.

– Поскольку обучать тебя поздно и бесполезно, обучать мы будем исключительно твое тело, – добавила теща.

– Мы будем делать упражнения на счет и упражнения без счета, – продолжил тесть.

– Первые ты сможешь сосчитать, вторые так и останутся несосчитанными, – сказала теща.

– Почему это? – удивился Курт. – Они что, какие-то особенные, эти упражнения, что их даже сосчитать нельзя?

– Почему? Да потому, что до таких чисел даже король Йоррелл считать не умеет, – злокозненно улыбнулись маги. – Слишком уж их много, этих упражнений…

Курт висел, привязанный силовой линией за мизинец левой ноги, а в него сплошным потоком летели огненные шары, сгустки магического огня, серебристые магические молнии и прочие заклятия с проклятиями. Кроме того, словно этого было недостаточно, на него со всех сторон обрушивались удары кинжалов и мечей, копий и топоров, дротиков и стрел… Курт висел вверх ногами, словно летучая мышь, в ужасе тараща глаза на свихнувшийся окружающий мир, словно бы из ниоткуда выплевывающий все новые и новые смертоносные пакости, а его тело само уворачивалось от ударов.

– Раз! Раз! Раз! – время от времени выкрикивали накрывшиеся невидимостью маги.

И каждый раз в ответ на такой выкрик его тело вытворяло что-нибудь вовсе немыслимое с обычной точки зрения. Что ж, боль тоже была немыслимой, но к боли Курт уже привык как-то. Или нет? Орать-то он орал, конечно. Вот только помнил, что бывало ему и больнее.

Последний огненный шар с шипением устремился прямо в лицо, Курт пригнул голову к груди, и шар пролетел под ним, обдав шею нестерпимым жаром.

– Еще раз! – промолвил незримый тесть. – И переходим на правую ногу…

Курт тоскливо взвыл, но его никто ни о чем не спрашивал.

– Ну и как тебе с Агларией? – спросил тесть во время перерыва.

– Восхитительно! – искренне выдохнул Курт. – Она потрясающая!

И в его мозгу сам собой всплыл один из случаев, когда они с Агларией на его рабочем столе…

Курт попробовал подумать о чем-то другом, но упрямая сцена проступала все явственней и явственней. Смутившись, Курт закрыл ладонями лицо, но его выдали мигом покрасневшие уши.

«Они же маги! Они все-все сейчас в голове прочитают!»

– В вашем возрасте мы тоже делали это на столе, – подмигнул тесть.

И Курт увидел его подмигивание даже сквозь прижатые к лицу ладони.

– А сейчас все больше на потолке или попросту – на люстре, – ностальгически вздохнула теща – Старость, знаешь ли, не располагает к экстравагантности…

«Ладно уж, – рассердился Курт. – Сейчас я вам покажу… на люстре!»

– Я все-таки решил поделиться с вами своим заклинанием, – вдруг сказал он.

– Заклинанием? – переспросил тесть. – Каким еще заклинанием?

– Тем самым, о котором вы спрашивали, – подмигнул Курт. – Ну, помните… «легко и весело»?

– Так все-таки оно существует? – удивилась теща.

– Само собой, – важно кивнул Курт. – Мы, великие маги, без заклятий – никуда.

– Я весь внимание, – промолвил тесть.

– В самом начале вы спрашивали меня, как я с ней справляюсь, – сказал Курт. – Боюсь, это ошибка большинства магов, которые с детства обучались этой самой магии. Им кажется, что со всем на свете можно справиться. Не тем способом, так каким-то другим. Так вот, я никогда и никак не пытался справляться с вашей дочерью. Мне всегда казалось самым глупым на свете делом как-то справляться с любимой девушкой. Гораздо лучше с ней просто дружить…

Раз! Раз! Раз! – выкрикивали голоса незримых магов, и тело Курта послушно ускользало от несущейся на него со всех сторон смерти. Глаза его были закрыты.

«Воину не нужно видеть, чтобы ускользнуть!» – говорил тесть.

«Воину не нужно видеть, чтобы убить!» – добавляла теща.

«Великий маг не должен оставаться в сознании, чтобы убить врага!» – говорил тесть.

«Великий маг не обязан оставаться в живых, чтобы уничтожить врага!» – добавляла теща.

А смерть все неслась и неслась со всех сторон. А смерть все пела и пела на разные голоса. И Курт плясал и плясал, плясал и плясал, соскальзывая в беспамятство, забывая о боли, о жизни, о самом себе… не было ничего, кроме неостановимого движения, несущего смерть врагам…

– Мама с папой говорят, что ты талантливый, – порадовала его Аглария.

Курт довольно улыбнулся.

– Они даже надеются, что тебя не убьют в первые две минуты, – добавила любимая девушка и показала язык.

Среди пустоты и отсутствия, в месте, которого нет, где застыло зловещей громадой непередаваемое страшилище, вдруг возникло какое-то движение. Смутная тень, сходная не то со змеей, не то со струйкой дыма, скользнула внутрь небытия и подползла к Голору.

– Голор! Голор! Голор! – трижды прошипела смутная тень. – Да Голор же!

После чего, окончательно обретя сходство со змеей, ужалила тварь в ногу.

Тварь зарычала и дернулась.

– Голор! – прошипела тень в последний раз и рассеялась.

– Голор… – повторили ужасные губы. – Голор? Кто – Голор? Где Голор? Зачем Голор? – И вновь, уже ликующе: – Голор!!! Голор!!! Голор!!!

Истинное Имя было найдено. Обретено вновь.

Небытие, коконом соткавшееся вокруг Голора, лопнуло. А сам он исчез. Скрылся. Растворился в смутном шорохе теней и отражениях ночных кошмаров. Вновь обретенная память подсказывала ему, что в этом мире по-прежнему обретаются могущественные существа, способные представлять опасность для него. Голор предпочитал быть осторожным.

Весь мир содрогнулся в тот день до основания, ибо пришло время Последней Битвы, и все сущее, без сомнения, знало это. Великий, древний Враг восстал из своей Тени, поднялся со дна своего могущества, из той бездны, куда Его некогда сообща обрушили Прежние Боги этого Мира, бывшие тогда и могущественнее и храбрее Богов нынешних.

Первая нота Последней Песни была спета!

И не было у мира других защитников, кроме малой горстки отчаянных смельчаков, решившихся на безумное предприятие, посмевших бросить вызов древнему исчадию тьмы.

Башню ощутимо тряхнуло. Если бы это случилось в прежние времена, Зикер решил бы, что в нее на полном лету врезался господин Архимаг, малость перемудривший с заклятьями левитации. Но что могло случиться теперь? Снаружи слышались чьи-то испуганные возгласы. Зикер уже собрался было попросту выглянуть в окно, узнать какого черта там творится, но тут холодные пальцы запредельного ужаса с маху вцепились в его сердце. Ужаса? Позвольте, ужаса Зикер веками уже не испытывал и даже забыл, как эта пакость промеж людей именуется. А вот же – вспомнилось.

Что-то было не так. Что-то было страшно не так. Что-то было хуже, чем все беды и горести, вместе взятые.