Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы

– Рыжая уродина, немедленно прекрати охмурять моего распрекрасного жениха!

– Жениха? – оторопел принц. – С какой это радости?

– Говорите тише, – попросила я, – иначе сюда сбегутся наши тюремщики, а я еще не придумала, как мы можем освободиться и выбраться наружу.

Но глупая некромантка не желала внимать разумным доводам и орала как резаная:

– Я боролась с ледяными тварями и теперь, согласно нашим законам, получила священное право сама выбирать себе мужчину!

– И ты убила кого-то из врагов? – недоверчиво спросил принц, почему-то вопросительно оглядываясь на меня. – Я, конечно, уважительно отношусь к традициям, но жениться на тебе…

Я покривилась, а потом сделала отсутствующее лицо и неопределенно пожала плечами.

– Убила! – не моргнув глазом, соврала Гельда. – Убила, убила… – Она кричала все громче и громче.

– Верим, верим, только заткнись, – недовольно буркнул принц и добавил сквозь зубы так, чтобы его услышала только я: – Как отвратительны неискренние люди. Им врут, а они старательно делают вид, что поверили…

Я понимающе усмехнулась. Но, к нашему величайшему облегчению, Гельда наконец-то успокоилась и значительно снизила громкость.

– И что дальше? – требовательно спросила она.

– Почаще молчи и делай вид, будто ты умная. Глядишь, окружающие тебе и поверят, – ехидно посоветовал кандидат в женихи.

Ведьма не нашла, что ответить, и сердито надулась.

– Ах, если бы я мог дотянуться до своего клинка… – продолжил принц.

Я глянула вниз и радостно рассмеялась. Так и есть: на полу как попало валялись все наши вещи – и моя сумка, и кучка кинжалов, и дага Разящая игла, и даже меч Полумгла, – но Нурилона там не обнаружилось. Я перевела взгляд к потолку и облегченно вздохнула. Как и следовало ожидать, мой своенравный Нурилон опять не дался в руки врагов, а по своей укоренившейся привычке свободно болтался над нашими головами, прилепившись к грязному своду. Я хихикнула и показала принцу взглядом – смотри! Белокурый восхищенно присвистнул:

– Вот так оружие! Если не ошибаюсь, это ведь один из клинков, созданных демиургами?

– Малыш, – нежно позвала я, – иди сюда, помоги мне освободиться.

Нурилон нахально дернулся, словно отказываясь, и невозмутимо остался на прежнем месте. Я даже рот приоткрыла от удивления, не зная, что следует предпринять дальше.

– Клянусь богами, он ревнует! – прозорливо догадался принц. – Задобри его как-нибудь.

– Милый, – нежно заворковала я, – если ты мне не поможешь, то меня вскоре убьют. Клянусь, не один мужчина никогда не станет для меня дороже и ближе тебя!

Принц скептически хмыкнул.

Нурилон сорвался с места и устремился вниз. Острое лезвие попало точно по звеньям толстой цепи, удерживающей меня на балке. Полоса из железных колец распалась на две части. Я легко приземлилась на ноги и уже хотела развязать опутывающую меня веревку, как дверь нашей темницы со скрипом распахнулась. На пороге возник мутный, бесформенный серый силуэт.

– Ты не успела, – панически завопила Гельда. – Они пришли за нами!

Лилуилле приснился страшный сон. Словно что-то холодное, беспощадное и омерзительно студенистое вдруг страстно обняло ее, прижало к себе и лишило самого ценного женского достояния – молодости и красоты… Девушка испуганно завизжала, одним стремительным движением воли вырвала себя из липких тенет дремоты и еще несколько минут лежала молча, постепенно приходя в себя и бессмысленного вглядываясь в оранжевые язычки пламени, танцевавшие в глубине камина. Дрова почти прогорели, и последние отблески умирающего огня рисовали странные, причудливо изгибающиеся тени, лениво ползающие по потолку обширной опочивальни. Княжна медленно переводила взгляд с одного уже ставшего привычным предмета обстановки на другой, недоумевая, отчего же ее так сильно напугал этот непонятный, отрывочный и скомканный сон. Неужели она сама смогла выдумать эти мрачные черные глаза, рассматривающие ее с беспристрастностью опытной хозяйки, оценивающей кусок кровяной колбасы, поднесенной мясником? Лилуилла даже вдумываться не хотела, как это кто-то смеет разглядывать ее столь равнодушно, не принимая в расчет сияющей, непревзойденной прелести… Девушка капризно повела беломраморными плечиками, стремясь поскорее прогнать прочь унижающие ее домыслы, и с удивлением обнаружила, что рукава просторного ночного одеяния вдруг стали непривычно узки, став излишне туго облегать ее хрупкие, худенькие предплечья. Роскошный пеньюар, сшитый из теплой полушерстяной тафты, щедро отороченный полосками пушистого меха, просторный и чуть ли не дважды оборачивающийся вокруг ее стройного тела, она привезла из дома и использовала в качестве спального наряда, весьма подошедшего для вечно холодного климата этого морозного края. Лилуилла решила, что, наверно, ворочаясь во сне, она так сильно завернулась в болтавшееся на ней одеяние, что оно свилось удушающим жгутом и плотно обхватило ее тонкий стан.

Девушка протянула руку, желая поправить роскошную волну золотых волос, но вместо этого ее пальцы неожиданно наткнулись на что-то жидкое, сальное и на ощупь более всего напоминающее прелую прошлогоднюю солому. Девушка испуганно отдернула ладонь и краем глаза шокированно разглядела красную, распухшую, толстую, как окорок, конечность, едва вмещавшуюся в рукав узкого для нее пеньюара.

От испуга и недоумения Лилуилла лишилась дара речи. Она неповоротливо выбралась из-под толстого одеяла, совершенно не понимая, куда подевались ее прежде порывистые, ловкие движения, и бросилась к огромному зеркалу, целиком занимавшему одну из стен спальни. Но вместо очаровательной юной красавицы зеркало неожиданно отразило низенькую пожилую толстуху, оплывшую ряху которой усеивало бессчетное множество коричневых волосатых бородавок, почему-то одетую в наряд Лилуиллы, едва налезавший на тучное тело.

Девушка взволнованно облизала губы, но мерзкая баба в зеркале, не отставая, сделала то же самое. Княжна схватилась за голову, но беспощадное отражение с неумолимой точностью повторило мельчайшие подробности ее растерянного жеста. Несчастная девушка шагнула вперед и недоверчиво потрогала холодную стеклянную плоскость, желая пощупать незнакомое омерзительное существо, беззубо ухмыляющееся с полированной серебристой поверхности. И тогда до Лилуиллы дошло: эта уродливая баба отныне и есть она сама – прекраснейшая дева Поющего Острова, благородная эльфийка, княжна Лилуилла эль-Реанон. Какие-то неведомые, злобные силы в непонятных для Лилуиллы целях воспользовались ее беспомощным положением узницы и похитили единственное достояние беззащитной девушки – цветущую молодость и не знающую себе равных красоту. И тогда Лилуилла закричала – горестно, громко и пронзительно… Но, увы: куда исчезли золотые трели соловья, прежде слетавшие с ее алых уст? Кривые, тонкие губы омерзительной твари оказались способны родить только хриплый гортанный вой, напоминающий дребезжание грубого горшка для нечистот. И лишь потухшее сознание своевременно спасло девушку от дальнейших подробностей постигшего ее несчастья, милосердно погрузив в темный омут глубокого обморока…