Константин Бояндин - Хлопушка

— Идёмте за мной, — Айни улыбнулась и нахмурилась одновременно, никто больше не делал это так выразительно. — Молча.

— Но… — начала Лиана.

— Молча, — Айни сделала всего шаг, но Лиана ощутила прикосновение шёлковых хвостов хлопушки.

Их вели и вели, куда–то по лестницам, пока в конце концов не привели в комнату, где–то под землёй. Так казалось. Ни единого окошечка, даже маленького!

Прохладный воздух. И ни души вокруг — ну, не считая прислуги, конечно.

— Мы в тюрьме, — прошептала Фарри и Лилия поняла, что та готова расплакаться. Ей и самой было не по себе, что уж скрывать.

Но то была не тюрьма.

На следующий же день всех трёх вывели гулять — и не куда–то, а в Парк Времени! Вот было счастье! О Парке все только слышали, но видели только на картинках. Здесь ходила — отдыхала, размышляла — сама Королева. И без вуали! Вот бы увидеть её, хоть глазочком!

— Айни, — осмелилась спросить Лилия, — зачем мы здесь?

Айни улыбнулась, погладила её по голове.

— Вы должны увидеть своё будущее, — пояснила она.

— Будущее? — недоуменно переспросила Лилия. Фарри и Лиана уже бегали вокруг (раз не запрещают), смотрели на всё — на беседки, на розовые кусты, на причудливые плиты с мозаичным рисунком, там и сям. Никого. Правда, спрятаться в таком большом парке проще простого.

Айни кивнула, уже не улыбаясь. Присела, глядя в глаза Лилии. Та выдержала взгляд.

— Айни, — осмелилась, наконец, Лилия. — Я правда дочь торговца?

За подобный вопрос раньше могли и наказать, причём строго. Как вам понравится «ночная вахта»? Не спать, быть готовой принять любое поручение от гостей замка и вызвать, кого следует. А гостей всегда много и по ночам они спать не обучены!

— Да, — Айни ответила совсем тихо. — Все трое. Но это секрет, — она поднесла палец к губам. Лилия кивнула, серьёзно и важно.

Она сама не могла осознать, поняла ли то, что сказала Айни. Эти взрослые ничего никогда не скажут простыми словами!

Всё изменилось на следующий же день. Айни так ничего толком и не сказала. Стало понятно только, что девочек готовят к очень ответственной работе. На следующее утро к ним в «камеру» (Фарри по–другому эту комнатушку и не называла) пришло много важных людей. Сплошь советники и учителя, каждый из которых обучал исключительно лиц королевской крови. Один стоял поодаль — совсем молодой, светлокожий, улыбчивый. Только в глазах его читалась грусть. Он встретился глазами с каждой из трёх девочек и улыбнулся. Каждой показалось, что улыбнулся только ей.

Айни представила всех, кроме того самого молодого человека (в чёрном тефан , небрежно завязанном — завяжи Лилия свой тефан именно так, ох ей бы влетело!).

И началась каторга. Обучение. Настоящее, не какая–то там начальная школа.

Плётка навсегда исчезла. Айни теперь почти всегда была рядом — присутствовала на всех занятиях. Хлопушка не ленилась — за малейшую провинность можно было получить шлепок. Совсем лёгкий вроде, но как было обидно! На уроке фехтования (тренером был старый, серый от времени уроженец Сердца Мира, седовласый и белобородый) Фарри однажды расплакалась. Лиана и Лилия обмерли, ожидая, что же будет — за слёзы раньше били нещадно. Но учитель молча подошёл, протянул руку, помог подняться. Фарри… умолкла, улыбнулась. Встрепенулась, торопливо поклонилась. И всё — словно ничего и не было

По вечерам, когда оставалось немного времени поболтать, девочки подолгу обсуждали, зачем они здесь.

— Нас готовят в помощницы Королеве, — заявила Лиана. Она всегда всё знала! А когда её уличали, и говорили, что она врёт, с негодованием поправляла «выдумываю!» — Честно! Я сама слышала, много раз. Смотрите, кто нас учит! Интересно, кто из нас будет самой–самой главной? — они все лежали в своих кроватях, но по голосу стало ясно, что у Лианы сейчас надменное и хитрое лицо.

Все рассмеялись, Лиана — первая.

— Нет, — подала голос Фарри. — Наверное, не помощницы! Вдруг кто–то из нас станет Королевой?

— Ещё одна такая фраза, — Айни возникла в самой середине комнаты. Наверное, давно уже стояла у двери, молча, и слушала, — и ты завтра же поедешь домой.

— Мы… — Лилия спросила, ощущая, как забилось сердце. — Если… если кто–то из нас не справится, мы все… да?

— Да, — Айни подошла к каждой из кроватей и уменьшила свечение ночников. — Не справится одна — не справятся все. А сейчас — спать!

— Бабушка, — Лилия–младшая потеребила её за руку. — А ты правда видела придворного поэта?

— Да, — Рейон улыбнулась. Спать хотелось ужасно, но почему? Никогда прежде не хотелось. Она перешла в беседку, солнце стало слишком жарким.

— А какой он был? — совсем шёпотом спросила девочка. Поджала губки, глядя, как улыбнулась бабушка, не открывая глаз. Но ответа не было.

— Бабушка? — тихо переспросила Лилия.

Нет ответа.

Бабушка спала, откинувшись в кресле. Со вздохом Лилия подняла её хлопушку, бережно погладила ладошкой по рукояти и положила бабушке на колени. И помчалась — прочь, вприпрыжку. Бабушка в последнее время много устаёт. Совсем как маленький ребёнок.

И настал тот день.

Всех трёх нарядили в праздничный тефан. Точнее, это они друг дружку нарядили. Фарри всегда любила подшутить — положить за шиворот волос, чтобы в самый неподходящий момент захотелось почесаться, ведь спасу нет! Но Айни так глянула, что Фарри тотчас присмирела.

Ох, ножки их ножки! Как они устали! Чему бы их там ни учили, а на вечере работали они служанками. Носились (ходили) по залу, улыбались гостям (в рамках приличий), подносили, убирали, и кланялись, кланялись, кланялись…

— Сагари эс Неирвет эр Рейстан, — объявил герольд, — придворный поэт и хранитель традиций Её Величества!

Лилия чуть не ахнула, когда показался тот самый молодой человек. Всё в том же небрежно завязанном тефан .

Сагари спустился, улыбкой отвечая на возгласы и поклоны, спустился с последней ступени, что вела к возвышенности — трону — и, найдя каждую из девочек глазами, поманил пальцем к себе.

Они шли, едва живые от страха.

— Вы лучшие из лучших, — заметил придворный поэт. — вы прекрасно учились и показали многие достоинства. Посмотрим, насколько быстр ваш ум.

Он отошёл на пару шагов, посмотрел в глаза всем трём и произнёс, мелодично, нараспев:

Он смотрел на Фарри и та не сразу поняла, что начался тот самый поединок — стихотворная дуэль, которую вели придворные поэты раз в двадцать лет, чтобы определить, кто из них самый достойный. Но почему она? Времени думать не было. Фарри открыла рот и выпалила, неожиданно для самой себя: