Олег Борисов - Рассвет над Майдманом

Семеро оставшихся в живых крепких мужчин россыпью залегли рядом с ручьем. Тор всмотрелся в воду, перебросился парой слов с остальными и стал отдавать приказы.

— Чужак стреляет издалека неточно, но вблизи спуску не дает. Поэтому — на сближение не идти, будем валить издалека. Трой, ты поймал в руку стрелу, толку от тебя в загоне мало, встанешь выше по течению. Там перекат, мы посмотрели — его нет. Но головой крути, мало ли чего. Судя по поднятой мути, он попытается отсидеться в заводи ниже, у выхода из лощины, там чуток камышей.

Воин с набрякшей от крови повязкой на левой руке перехватил короткое копье и, согнувшись, метнулся к говорливому перекату, чтобы укрыться рядом среди мелких валунов.

— Хлоп и Мостовой — вам по обе стороны ручья залечь. Мы его выкурим под вас, постарайтесь не упустить.

Двое лучников прихватили дополнительные колчаны со стрелами и разошлись. Один растворился в траве, другой перебрался по камням на другой берег, мелькнул раз в неверном свете потрепанной шапкой и также пропал с глаз.

— Братишки, ждем чуток и двигаем ближе к заводи. Медленно, мягко. Как в камышах тигра скрадывали — также аккуратно. Я с Занозой по той стороне, вы — по этой.

— Может, камыши подпалить?

— Боюсь, по ветру огонь большой пойдет, в дыму и пламени легко потерять его можем. А так, я это место помню, вон дальше второй перекат, там мелкими рукавами вода идет, рыба спину покажет. Не успел он проскочить там, здесь, в заводи залег. Нам время терпит, это ему в холодной воде сидеть. Не вылезет — подождем до утра. Тогда он — наш.

Четверо мужчин разделились, и пары медленно двинулись в траве ближе к небольшой заводи, где играла бликами под луной вода, шептали по берегу редкие заросли камыша, и где медленно оседала в воде поднятая беглецом муть…

Трой привалился спиной к омываемому с одной стороны валуну, бережно придерживая раненую руку. С его позиции прекрасно видно зеркало воды дальше, кусты по берегам ручья, замедляющего бег ниже по течению и мелкие камни по правую руку на перекате. От неожиданного выстрела оберегал камень, за которым укрылся. Теперь главное — смотреть в оба, не отвлекаясь на тягучую боль в раненом предплечье. Благо, погода как на заказ, для охоты — облаков почти нет, луна светит ярко. А часа через четыре уже и светать начнет, там и солнышко дождемся. Когда придет солнечный свет, там и настанет конец прыткому вражескому лазутчику…

Где-то в глубоких недрах царской библиотеки плесневеет докладная записка, повествующая о гибели малой заставы сто пятьдесят лет тому назад, когда поххоморанцы пытались в очередной раз отжать с северных берегов зеленых хвостатых соседей. Заботливо собравший все факты, дознаватель старательно вывел тогда печатными буквами:

— … И отошли ящеры, осадившие крепость. И гарнизон организовал преследование. И вышел отряд от пятидесяти тяжеловооруженных к берегу моря и стал искать следы врагов. И на рассыпавшихся цепью напали ящеры, восстав из гальки, омываемой морем. И поднялись они так близко, что не успели наши солдаты отразить атаку и полегли все до единого на глазах пяти конных, оставленных в арьергарде…

Да только кто читает в наши дни рассказы о старине глубокой. Разве что список родственников посмотрят, чтобы должность вытребовать побогаче…

Глэд лежал, зарывшись наполовину в гальку, подкопавшись одним боком к крупному валуну. Холодная вода неприятно покусывала ободранную кожу, которая отчаянно чесалась от прикосновения к песку и камням. Но одиночка не шевелился, выжидая, пока большая часть преследователей уйдет вниз по течению. Слабо позванивали струи ручья на перекате, и призрачной тенью сливалось с боком валуна чуть приподнятое над водой лицо. Посмотришь со стороны — мелкая вода, по щиколотку замочишься, не больше. А по камням пройти — так и вовсе сухим на близкий берег перескочишь. Перекат-то небольшой, пять-шесть копий в ряд уложишь, между редкими валунами. Среди них и крупной рыбе не укрыться, где уж человеку спрятаться…

Так то — человек. А ящер — он и в чашке с чаем схоронится, как любят поговаривать северные моряки. Но Трой до прихода в следопыты море не жаловал, поэтому и смотрел сейчас не в сторону медленно, по волоску отползающего камня. Трой во все глаза всматривался в заросли вокруг заводи и старался догадаться, где укрылись его товарищи, решившие не отпускать опасного незнакомца…

Глэд на бегу отбросил лук и колчан в кусты, оставив лишь нож на поясе в широких крепких ножнах. Сейчас, скользнув незримой тенью в воде ближе к берегу, он медленно перетек на прибрежную траву, а затем неслышной улиткой стал подтягиваться к одинокому стражу. Уже капли воды успели обтечь с большей части худого тела, уже луна стала подумывать о начале пути ко сну, а безглазый медленно приближался к очередной жертве…

Тор осторожно размял затекшие мышцы и вслушался в нескончаемый шорох камышей. Где-то там засел человек, столь жестко и быстро расправившийся с половиной его отряда. Отпускать столь опасного противника нельзя ни в коем случае. Учитывая, как беспощадно оборонялся враг, следовало ждать от него активных действий. Ну не мог же он не понимать, что как только станет светло — его выкурят из временного укрытия. Значит, оставалось ждать и готовиться к прорыву. Вот луна начнет склоняться сильнее, или тучка побольше набежит — и готово, только лови мерзав…

Рядом с камышами что-то плеснуло, на противоположном холме вскочил лучник и вогнал пару стрел в место, где только что-то разошлись круги. Сразу в камышах забилось тело, круша ломкие хворостины. А лучник продолжал посылать стрелу за стрелой в это место. Мгновением позже к нему присоединился второй, прятавшийся за спиной Тора, и он сам уже с Занозой с этой стороны рванул к заводи, коря себя за то, что так далеко от врага, придется огибать глубокую воду, а по тому берегу уже неслись согнутыми тенями Братишки, потом упал один из них, второй споткнулся, и сзади с криком полетело вниз по склону тело, собирая мелкую каменную мелочь и отмечая сухими клубами пыли путь к подножию холма… А тело привычно рвануло влево, не задумываясь, но бок уже обожгло железом, ударило, и ноги не поспевают, а щит за спиной, и тянет рука его, чтобы грудь прикрыть, а грудь колет что-то безжалостно, и земля неожиданно жестко бьет в левую руку, и тонкие серебристые лучики ковыля тычутся в лицо, сведенное предсмертной судорогой. Лишь слышит затухающее сознание, как бежит куда-то Заноза, крича что-то громкое, но крик стихает, стихает, и еще одна душа уходит на поклон к богам — рассказывать о короткой жизненной дороге…

На дальнем склоне исчезла безглазая тень, что полчаса назад неслышно подобралась к сидевшему в засаде Мостовому и подмяла его под себя, не выдав происшедшее ни вздохом, ни шорохом трав. А потом Глэд накинул поверх мокрой одежды часть доспехов и неузнанным воспользовался плеснувшей щукой, что так неудачно для следопытов гоняла рыбью молодь на краю камышей…