Святослав Логинов - Имперские ведьмы

Чайка стояла возле распахнутого створа и наблюдала за действиями нового знакомца. Судя по всему, мил-дружок и впрямь не первый раз был внутри ступы. Он по-хозяйски оглядел огни на стенке, что-то слегка переменил в их расположении. Сквозь решетку на одном из выступов доносились неразборчивые механические хрипы. «Замолкни, дурак!» — прикрикнул мил-дружок, и наступила тишина. Слишком уж одновременно случились два эти события, чтобы объяснять их случайностью. Между тем хрипящая штуковина была так же мертва, как и все кругом, а магию, вздумай мил-дружок применить ее, первым заметил бы кракен, раскинувший лапы на полмира.

— Ты что, — настороженно спросила Чайка, — умеешь приказывать мертвым вещам?

— Ерунда, — отмахнулся Влад. — Он просто настроен на звук моего голоса. Вот и вся хитрость.

— Но ведь он мертвый, — словно маленькому, повторила Чайка очевидную вещь.

— И что с того? — мил-дружок в упор не желал понимать самых очевидных вещей. — Ты что же, только с живым дело имеешь? Так не можешь? — Влад поднял с пола сорванную с запретной двери пломбу, подкинул на ладони, поймал, разжав кулак, продемонстрировал пломбу летунье.

— Так могу. Но для этого силы нужно — совсем ничего. А ты хриплую решетку голосом пришиб. И потом… — Чайка запнулась, но все же задала главный вопрос: — Я правильно поняла, что ты в этой скорлупе давно?

— Больше месяца.

— И кроме тебя тут не было ничего живого?

Влад кивнул, и кивок этот прозвучал для изощренного слуха кратким, но исполненным горечи «да».

— И падал сюда вместе с ней?

— Конечно.

— Но ведь я видела, как ступа маневрировала. И хорошо, между прочим, маневрировала, мне аж завидно стало.

— Это я маневрировал, а сама она, на автопилоте, может только простейшие маневры совершать.

— Вот и я о том! — закричала Чайка. — Мы ведь тоже на таких ступах летаем, но чтобы им приказывать, надо, чтобы она была живая! А твоя — умерла давно, сам же сказал: больше месяца. Как же она тебя слушалась?

— Она и сейчас слушается, только взлететь не может, для этого ее вертикально поднять надо. А так… — Влад, не садясь в кресло пилота, привел в действие сервомоторы биоманипулятора, и Чайка с ужасом увидела, как, чмокнув, распались запоры на внутреннем створе и язык ступы, который она так и не успела ампутировать, длинный, белый и смертельно опасный, вылетел из пасти, дрожа, завис над камнями, метнулся в сторону и сорвал одиноко растущий цветок. Потом, изогнувшись петлей, ринулся к ней.

Чайка с трудом сдержала крик. В замкнутом помещении было некуда деваться от убийственного языка и нечем защищаться. Это была верная гибель, то, чего сестры боялись больше всего. Но язык, не коснувшись ее, замер в полушаге. Неимоверно истончившийся кончик языка сжимал сорванное растение.

— Подарок, — сказал мил-дружок.

Чайка медленно выдохнула и осторожно взяла цветок двумя пальцами. Цветок был ничем не примечательный, не содержал никакой силы, годной для волшебного зелья, да и лечебными свойствами похвастаться не мог. Совершенно бесполезное растение, но то, как он был подан…

— Испугалась? — спросил Влад. — Сейчас я его уберу.

Чмокнули запоры, язык исчез.

— Эта штука, — переводя дыхание, сказала Чайка, — она не живая, но и не совсем мертвая. Говорят, прежде кое-кто из сестер делал таких големов. Это всегда плохо кончалось. Нельзя с големами дело иметь. Ты ее убей, или давай, я убью.

— А с меня потом начальство голову снимет за порчу оборудования, — сказал Влад. — И вообще, ничего в нем нет опасного. Кремнийорганика, псевдобелковые структуры… — он замолк, исчерпав свои познания в области квазиживых систем.

— Этому тоже можешь приказывать? — спросила Чайка, указав на артиллерийские батареи… Прорва косной, неодушевленной энергии, стократ больше, чем требуется помелу для полета, но все негодное, ибо мертвое не летает, а лишь падает.

— Могу и этому, только отчитываться придется, почему стрелял да зачем…

Уже второй раз мил-дружок упомянул некие недобрые силы, от которых он зависит. Значит, рано или поздно придется встретиться с этими… настоящими хозяевами. Мысль эта плотно легла в память, так, чтобы всякую минуту Чайка была готова ко встрече с неведомым врагом. Именно врагом, потому что всякий раз, когда симпатичный мил-дружок поминал эти силы, вокруг него ощутимо сгущалось темное облачко ненависти.

И хотя Владу Чайка ничего не сказала, он, словно подслушав тайную мысль, бесшабашно воскликнул:

— А, семь бед — один ответ! Смотри. Да не туда… вон, видишь, горка? Сейчас мы ей вершину поправим.

Одно неуловимое движение, и вершина, вздымающаяся на добрых полкилометра, обратилась в вулкан. Огненный смерч, опустошая окрестности, прошелся по соседним вершинам, раскалывая камень, сжигая и уничтожая все, вставшее на пути. Корабль ощутимо тряхнуло, сквозь распахнутый люк пахнуло жаром. Снаружи что-то горело, а на пульте тревожно замигали огни, извещавшие, что корабль подвергся нападению и задет выстрелом.

— Дела!.. — пробормотал Влад, сам не ожидавший такого эффекта от собственной стрельбы. — Красиво садануло.

— Впечатляет, — уклончиво согласилась девушка, завороженно созерцающая катаклизм.

Лишь когда огонь снаружи начал стихать, Влад понял, что произошло. Плазменная пушка рассчитана на стрельбу в физическом вакууме, где она способна стрелять на многие сотни и тысячи километров. Гигантские орудия космических крепостей так и вовсе способны поражать цель, отстоящую на десятки астрономических единиц. Но здесь, в плотной атмосфере, плазменный заряд вызвал ионизацию воздуха уже у самых орудий, так что досталось не только горам, но и стрелку. Пальба в атмосфере из плазменной пушки оказалась страшным и самоубийственным делом. Дальность стрельбы уменьшилась в десятки раз, зато плотность огня возросла обратно пропорционально квадрату расстояния. Еще пяток таких выстрелов — и истребитель уничтожил бы не только все окрест, но и себя самого.

— Скажу, что едва не врезался при посадке и пришлось убирать помеху, — пробормотал Влад, разглядывая расколотую гору. — Потому и бил на полную мощность. А впредь мне наука: сначала думать, а потом палить.

— Это никогда не мешает.

Влад глянул на собеседницу и, наконец задал простой и естественный вопрос:

— А как тебя зовут? Ну не подруженькой мне тебя кликать-то.

Прежде среди сестер бытовало поверье, что знание имени дает недругу власть над тобой. Пустое суеверие — сам не позволишь, никто над тобой власти не возьмет. Но все-таки ведьмы неохотно называли свои имена. Однако разговор с хозяином мертвой ступы складывался так, что не ответить было просто неудобно.

— Чайкой меня зовут.