Вадим Кондратьев - Извек

— Изгой? — усмехнулся хан. — Когда такие, будут на Руси изгоями, я буду сидеть в Киеве!

Все согласно закивали. Послышался гомон. Гадали, с каким поручением можно так далеко ехать. Не придумав путного объяснения, смолкли. Хан перевёл взгляд на следопытов. Тушан потупил глаза, но Алибек со знающим видом заговорил:

— Поручение всегда кончается. Русичи всегда возвращаются домой. Не возвращаются когда мёртвые или… очень мёртвые. Этот живой, значит, обязательно вернётся. Дорогу, по которой ехал, знаем. Обратно поедет по тому же пути. Если вернуться и подождать, обязательно поймаем. Если обратно поедем, найдём сход дорожек, оттуда в Киев один путь. Там и надо ждать.

Радман оглянулся, поискал глазами уцелевшего лазутчика. Аман тут же подъехал ближе, замер, ловя каждое слово хана.

— Гельтулей! Возвращайся в стан. Возьмёшь ещё сотню и догонишь. Илюмджину скажешь, что начинается большая охота. Торопись.

Гельтулей быстро склонил голову и, не дожидаясь дополнительных указаний, дёрнул повод. Хан долго смотрел за удаляющимся всадником. Когда пыльный след растаял, конь Радмана медленно тронулся в обратный путь. Войско поворотило коней, поглядывая на угрюмого Хана, чья слава была продолжением чёрных крыльев усопшего Кури. Радмана Вселяющего Ужас, унаследовавшего от отца власть и поддержку нескольких племён. Радмана Непримиримого, ставшего Бешеным после потери отца и брата.

Если бы не стрела неизвестного преследователя, возглавлявшего погоню, войско Радмана могло быть вдвое больше. Теперь же с ним были только те, кто помнил славу отца, который хитростью извел самого Святослава. Другие же не поддержали Радмана, когда узнали, что великий Куря кончил жизнь в яме с крысами, а старший брат убит при побеге.

Радман на всю жизнь запомнил, как от группы преследователей оторвался всадник на чёрном скакуне и стал быстро нагонять беглецов. Братья уже проскочили спасительный мост и подрубленная переправа начала валиться в воду. Но в этот миг всадник, летящий на клочке ночи, выхватил стрелу и, не обращая внимания на выскакивающие из под моста тени, послал её точно под лопатку старшего брата. Того не спасли ни расстояние, ни скачущий от переправы конь. Вслед за первой стрелой, в беглеце остановились ещё четыре древка.

Радман оглянулся на предсмертный крик. Увидел лишь, безжизненное тело брата и, вдалеке, длинные уши коня под ловким лучником с растрёпанными русыми волосами.

Как много отдал бы Радман за то, чтобы найти того дружинника. Какие пытки изобретал он в сладостных мечтах, где ненавистный стрелок попадал в его руки живым. Теперь он был близок к исполнению самой заветной мечты…

Микишка еле удерживался в седле. Дрожащие руки упирались в окровавленные дуги рогов. Шайтан осторожно ступал трёхпалыми копытами, колдобины обходил, голову старался нести ровно, без единого колыхания. Сотник, в любой миг готовый подхватить ополченца, ехал рядом. Ворон, всё понимая, вышагивал ноздря в ноздрю с рогатым собратом.

Резан повёл затуманенным взором, двинул головой и едва не свалился. Разлепив сухие губы, тихо прохрипел:

— Скоро ручей… по течению вниз, мелкая заводь… Рядом капище, старое, там не… — он замолчал и бессильно закрыл глаза.

— Всё понял! Молчи! — затараторил Извек. — Впереди будет ручей, по нему свернуть с дороги, до заводи, туда не сунутся, место заговорено! Правильно?

Микишка, не открывая глаз, еле кивнул. Дорога спускалась вниз и пересекала широкий ручей. Кони замедлили шаг. Ворон оглянулся, будто ожидая разрешения, и осторожно ступил в воду. Шайтан, как на привязи, двинулся следом. Сотник настороженно прислушивался, но тишину, нарушало только лёгкое журчание под ногами. Скоро ручей свернул вбок. В месте изгиба поблёскивал неглубокий круглый омуток, с ровным, выложенным гладкими валунами, дном. Прямо из воды, по склону, поднималась дорожка из таких же плоских камней.

Кони протопали вперёд и остановились. Не успел Сотник покинуть седло, как Шайтан аккуратно улёгся посреди заводи и замер. Почувствовав прохладу, Резан разжал пальцы, медленно сполз в воду. Голову опустил на торчащую из воды ступень.

— Так лучше, — пробормотал он. — Отдохну малость.

Сотник кивнул и остался стоять рядом. Микишкина бледность таяла на глазах. Шайтан вытянул шею, лизнул лоб, щёки. Ополченец зажмурился, чуть улыбнулся. Кожу опять защипали мелкие иголочки, будто долго сидел на морде, пока не отсидел и теперь затёкшая физиономия начинает отходить.

Убедившись, что Резан не собирается умирать, Извек расстегнул суму, вынул флягу и выдернул пробку. Микишка углядел заветный сосуд, вздохнул, приподнялся на локтях:

— Либо вина испить, может полегчает? С ним всегда легчает! За исключением тех случаев, когда не легчает, а?

— Испей, хуже не будет. — улыбнулся Извек.

Дождавшись, когда Резан напьётся, подхватил баклагу, приложился сам. Глотнув, обтёр усы, вбил пробку поглубже.

— Ну, полно отмачиваться, не хватало ещё от холода лихоманку подцепить.

— Ага, будя! — согласился Микишка. — Пошли на верх, обсушимся, согреемся. Солнце уже высоко.

Шайтан вскинулся на ноги, предупредительно подставил рог. Резан уцепился за гладкий костяной клин и, вдвоём с козлоконём, двинулся по каменной тропе. Ворон перестал пить и, оскальзываясь на мокрых камнях, затопотал за Извеком.

На вершине холма, деревья расступились и открыли высокий частокол. Дорожка шла через проход в ограде и упиралась в плоский жертвенный камень, над которым возвышался почерневший четырёхликий столб. Шесть камней поменьше образовывали внутренний круг. Доковыляв до него, ополченец тяжело опустился на крайний валун.

— По-моему, мы сегодня не завтракали.

— Ну вот, — обрадовался дружинник. — А Ворон сказал, ты умирать собрался.

— Он у тебя и говорить умеет?

— Умеет, только тихо и сам с собой.

Ворон поднял голову, переглянулся с Шайтаном. Сотнику показалось, что звери друг друга поняли. Он подошёл к коню, стащил со спины перемётную суму, и скоро над капищем воцарилась тишина, прерываемая скрипом травы, бульканьем вина и хрустом гусиных костей. Когда все насытились, дружинник достал Микишкин шестопёр. Повертел, осматривая заострённые пластины, на одной заметил почерневшую щербину, будто кто-то раскалёнными докрасна зубами выгрыз кусок стального лепестка.

— Хорошо, в лоб не попало! — заметил он и посмотрел на ополченца. — Тогда бы уже не пообедали.

Микишка мотнул кудрями и, будто припомнив что-то, показал ладонь с обожжённой кожей.

— В лоб не попало, а через руку по всему телу вдарило, особенно по мозгам.