Дмитрий Силлов - Злой город

Тэхэ потянул носом и скосил взгляд направо.

Так и есть.

Старый пень давно уже учуял запах дыма, но делает вид, что его это не касается. Вон, почти не глядя, ткнул копьем в едва заметную норку, ловко выдернул оттуда трепыхающегося, жалобно верещащего суслика, молниеносным движением извлек нож из чехла, отмахнул зверьку голову, выпустил кишки, стянул шкурку, словно сапог, и засунул освежеванную тушку между седлом и потником – через десяток стрелищ [13]отбитое и отжатое мясо сжует сырым. И словно бы нет ему дела до аппетитных запахов – мол, опытный воин и так проживет в походе. А также дает возможность командиру отряда отличиться. Сам же никогда вперед не лезет. И при этом, надо признать, всегда прикроет и поддержит, если что. Как и молодой Шонхор, что едет за ним. Преданные псы, свято чтущие законы Великой Ясы [14]и в битвах не раз прикрывавшие спину своего сотника. Только можно ли им верить? Кто знает, что на уме у верных нукеров? Вполне может быть, что случись чего – и как этот конь, за пучок сладкого корма сбросят своего нойона в грязь и не почешутся. Никому верить нельзя!

Сотник раздул ноздри, отчего его плоское лицо приняло хищное выражение. Так и есть, топится урусская печь в деревянной юрте с труднопроизносимым названием «изба». За время похода Тэхэ научился на изрядном расстоянии по запаху отличать дым костра от дыма печи. Даже то, что в ней готовится, распознавать научился. Особенно это хорошо у него получалось с голодухи. А сейчас все ордынское войско особо не жировало, кроме разве что ханов, больших нойонов и всякой льстивой саранчи, к ним приближенной. Потому Тэхэ ясно различил, поймав широкой ноздрей едва уловимую струйку дыма, – в пока невидимой за пригорком избе готовили вкусное варево с названием, очень похожим на чжурчженьское [15]– «щи».

Привычным движением Тэхэ пристегнул к хвосту плети железный шар, не глядя, едва касаясь, провел ладонью по рукояти сабли и оперению стрел, шевельнул лук в саадаке [16]– легко ли вынимается? – и, коротко взмахнув плетью, посылая отряд вперед, вонзил пятки в бока своего коня.

Ранняя весна – всегда переполох в крестьянском хозяйстве. За долгую зиму накапливается всякое по мелочи. В колодце разная дрянь обнаруживается ни пойми откуда – закрывай его деревянной крышкой, не закрывай, все равно по весне чистить надо.

В конюшне крыша потекла – как снег подтаял, сверху Бурке на загривок закапало. Забор вон покосился, править надо.

Степан решил начать с забора. Оно, конечно, не основное, но работы немного, до полудня можно управиться. А уж после и остальным заняться.

Подправив топор точильным камнем, Степан вышел из дому.

Эх, погодка, любо-дорого! Небо ясное, солнышко светит пока нежаркое, но уже яркое, весеннее, радостью душу наполняет. В огороде с раннего утра жена Дарьюшка в землице копается, коленями на подстеленной рогоже, а душой и руками вся в земле. Хоть и рано пока что-либо высевать, но пусть возится. Огород – бабье дело, может, заранее с землей-матушкой по-женски о чем-то договаривается. Не зря ж городские удивляются, когда Степан овощи со своего огорода на ярмарку возит – и где такое выросло пузатое да румяное? Где-где, да у вас же под боком, на огороде у изверга [17]Степана, что пару лет назад решил отдельно от города своим умом жить.

На завалинке лежал кулек из домотканой холстины. Из кулька раздался писк. Правильно Дарьюшка решила сына на свежий воздух вынести. Пусть растет богатырем, а для начала к весенней свежести привыкает. Закаленный воин и в зимнюю стужу не погибнет, и, случись чего, в трескучий мороз живым из полыни выплывет.

Степан подошел к забору, примерился, пристукнул было обушком кол, вытолкнутый кверху размокшей землей, замахнулся для второго удара – и застыл на месте.

Конский топот. Копыта частой дробью с чавканьем падают в грязь. Звук из-за избы. Всадник! К добру или к худу?

Степан сноровисто вертанул в руках топор, слегка присел, приготовился. Долгие годы жизни в Козельске, стоящем на границе Руси и Дикого поля [18], хочешь не хочешь, приучат каждого горожанина держать в руках оружие. Много с того Поля нечисти на Русь выплеснулось, а та, что нынче по русским землям гуляет – страшнее всех.

Орда.

Захлестнула как половодье огненное от края до края, и горят города словно муравьиные кучи в лесном пожарище. И накроет ли тот пожар Козельск али мимо прокатится – одному Господу Богу ведомо.

Из-за угла избы вылетел всадник. Лихо осадил коня, привстал на стременах, вздел меч кверху…

Тьфу!

Степан опустил топор.

Племяш в гости пожаловал! Удаль молодецкую девать некуда, мечом салютует, словно князю, что рать в поход собирает.

– Тимоха! Ну, напугал, чертяка!

Степан положил топор на завалинку, одним прыжком подскочил к коню и, схватив в охапку спешившегося родственника – даром что витязь в полной воинской сброе, – приподнял его над землей, словно отрока.

– Т-ты чего, дядька Степан?!

– Того! Думаешь, одному тебе удали молодецкой девать некуда?

Степан поставил слегка задохнувшегося от медвежьих объятий племянника на землю.

И у обоих рты до ушей. А как же иначе? Считай, с осени друг друга не видели. Зимой на дальний дядькин хутор не шибко проберешься – заносы снежные, да и воевода Козельский строг к гридням [19], особо по гостям не разгуляешься. Спасибо, хоть сейчас отпустил витязя на побывку.

– Ну, здорово, племяш! Сказывай, какими ветрами к нам на выселки занесло?

– Здрав будь, дядя Степан, – выдохнул ратник. – Уффф! Кабы не латы, все ребра бы переломал! Ну и силища у тебя!

– На латы и рассчитывал, – хитро улыбнулся Степан. – Нешто мы печенеги, чтобы свою родню увечить? Ты лучше сказывай, каким ветром тебя к нам занесло?

– Да вот, спросился у десятника родных навестить, – улыбнулся Тимоха. – Почитай, сто лет вас не видел!

– Ну, коли так, проходи в дом, – сказал Степан.

– Так это… Я тут смотрю чуток не ко времени пожаловал, – кивнул на отложенный топор витязь.

– Ради такого дела забор подождет.

– Дядь Степан, так, может, я подсоблю?

– Подсобишь, подсобишь, а как же, – хмыкнул Степан. – А то в детинце [20]топорами да секирами за зиму не намахался. Пошли в дом. И не прекословь, когда старшие родственники говорят!

– Как прикажешь, дядь Степан, – покорился Тимоха. – Только дозволь сначала коня искупать.

– Это можно, – согласился Степан. – Первую воинскую заповедь ты хорошо усвоил – сперва конь да оружие, а опосля все остальное. Дорогу к речке не забыл поди?

– Не забыл. Я мигом!

– Погоди, вместе пойдем, – сказал Степан, направляясь к конюшне. – Я своего Бурку заседлаю, застоялся за зиму, пусть разомнется. До реки вскачь кто кого обгонит не забоишься с дядькой помериться, как когда-то?