Владимир Перемолотов - Тень воина

— Все, Гаврила! Веришь или нет — твое дело, а только ничего твоего у меня теперь нету. Что было — то отдал, — с горькой усмешкой сказал он. — Теперь только ты мне должен!

Журавлевец заревел от обиды и злобы, но Митридан, уверенный в своем колдовстве и в веревке даже не повернулся посмотреть на него, пошел к борту. Поставив ногу на него, оглянулся.

— Не стоишь ты хорошего совета, ну да ладно. Поймешь — твое счастье, не поймешь — туда тебе и дорога. Когда совсем плохо будет — в ладоши хлопай. Авось и выйдет из этого для тебя что-нибудь полезное.

Он смотрел на Гаврилу, но ближние разбойники от этого взгляда попятились. Остановить его никто не посмел. Смельчаков среди разбойников хватало, однако безрассудных в этот раз не нашлось.

Потеряв к ним интерес, Митридан прыгнул за борт.

Гаврила злорадно подумал, что так ему и надо — вдруг да утопнет, но всплеска не услышал. Сбросив с ног в одно мгновение ослабевшую веревку, Гаврила приподнялся над бортом и увидел, как колдун преспокойненько шлепает по воде, оставляя за собой разбегающиеся во все стороны круги. Он шел легко, словно не оставил за спиной невыполненного обещания.

Злоба сменилась отчаянием и Гаврила, уронив голову на руки, заплакал…

Разбойники обошлись с ним по-простому. Как и всех тут, его связали, усадили на дно и, не особенно истязая, полдня везли по реке. Гаврила от своих переживаний пути так и не почувствовал. Мысли его были далеко. В предвкушении того момента, когда он поймает мерзкого колдуна, журавлевец со всем сладострастием представлял, что он с ним сделает, для того, чтоб вернуть свою тень. Сидевший рядом Марк слушал его стоны, всхлипывания и зубовный скрежет и грустно улыбался.

Гаврила пришел в себя только тогда, когда в чистый воздух реки стали вплетаться посторонние запахи — костровой дым, запах дегтя… Потом послышались голоса, над головами несколько раз скользнул чужой парус от подошедшего слишком близко судна. Разбойники загомонили и, прихватив, что приглянулось, попрыгали за борт. Им на смену на лодью забрались воины — в незнакомых легких панцирях с тонкими мечами. Марк вскинулся, было, но ему легонько съездили по затылку древком копья он сразу понял, что в их положении никаких изменений не наступило. Разве что хозяева поменялись.

Чуть позже корабль подогнали к берегу и без особых разговоров переправили пленников в подвал стоявшего тут же недалеко дома.

Народу в темнице было — не протолкнешься.

Гаврила, так и не вынырнув из черной тоски, нашел в этой тесноте место, прислонился к стене и уснул.

Снилась ему река и горькая обида…

Когда он проснулся, ему не пришлось вспоминать, где он и что вокруг происходит. Не пришлось даже протирать глаза. Рана, нанесенная Митриданом еще сочилась горькой безысходностью и что означает эта вонь, и темнота он сразу вспомнил. Темница, застенок, тюрьма, катова горница.

Сбоку, вдоль стены, строители этого мрачного места прорубили неглубокую канавку, по которой лениво скользили вниз нечистоты. Те, кто сидел тут, провожали их взглядами полными смеси презрения и зависти. В стене, в самом конце ее, было прорублено отверстие и нечистоты, пропутешествовавшие по всему уздилищу, все-таки оказывались на свободе. Вонь от этого соседства тут стояла такая, что можно было подвесить не один топор, но выбирать было не из чего. Дверь стража, как и полагается, держала на запоре, а единственное окно было больше похоже на щель, потому и не воздух тут был, а запах. Он делал воздух упругим, словно состоящим из отдельных неподъемных глыб — казалось, сунь меж них руку, навались посильнее, отбрось в сторону и хлынет в грудь поток чистого свежего воздуха, но куда там… Только свет, что бросали вниз масляные светильники, казался тут чистым, как снег.

Под лучами качающихся где-то наверху светильников, словно какие-то невиданные рыбы, взблескивали голые человеческие спины. Догола раздели, конечно, не всех. Так не повезло только тем, у кого одежда на вид оказалась получше. Гаврила поправил волчевку на груди, радуясь, что княжий подарок остался при нем. Пообтрепавшаяся в странствиях волчевка — грязная, пахнущая кровью и уксусом никому из разбойников не приглянулась, оттого Гаврила свысока поглядывал на Марка, у которого из одежды остались оберег на шее, рубаха, да пояс вокруг живота.

Они сидели рядом, стараясь не смешиваться с десятками других, что сидели, лежали или неприкаянно бродили по темнице. Из каравана тут их осталось только четверо. Остальные сидели где-то рядом, в соседних застенках.

— Ну, что думаешь, Гаврила? — спросил, наконец, купец. Гаврила, огорошенный не столько переменой положения, сколько предательством Митридана замычал, да зубами заскрипел.

— Плохо…

— Мда-а-а, — сказал купец осторожно, словно воду ногой щупал. — Плохо… А ведь не просто так все. Не злых духов соизволением. Ведь из-за тебя это все.

Гаврила поднял голову.

— А я тут причем?

— При том.

Хотя на Марке и осталась только грязная рубаха, но в голосе его чувствовалась твердость человека, привыкшего отдавать приказания.

— По всему получается, что ты виноват. Если б не ты, то не было бы на моем пути ни колдунов, ни разбойников…

Гаврила посмотрел на него сквозь прищур, догадываясь, куда тот клонит.

— Может и так, — согласился он, — только ты ведь меня к себе сам позвал. Кого винить-то?

— Почему винить?

Марк вытянул руки вперед, показывая свое миролюбие.

— Просто всем вместе нужно думать, как выпутываться из всего этого будем… Вместе вляпались.

— Вляпались, — опять помрачнев, подтвердил Гаврила. — Ох и вляпались… Мне в замок Ко нужно, а тут…

Мрак оглянулся. Сейчас ему показалось, что любое место будет лучше, чем темница и он кивнул.

— И в замок можно. Главное тут не задержаться.

Купец покрутил головой, глядя как в дальнем конце, двое узников сцепились непонятно из-за чего. Страх, злоба и боль наполняли темницу, словно стоячая вода — болото.

— А вот, кстати, что это друг твой колдун…

— Гад он.

Марк не удивился, покивал, соглашаясь.

— Это — само собой. Что этот гад говорил, что если тебе плохо будет, чтоб ты в ладоши хлопал?

Гаврила скрипнул зубами.

— Издевался, сволочь… Или посмеяться решил…

— Ну, посмеяться… — не согласился купец. — Захотел бы он над тобой посмеяться, он бы тебе третью ногу отрастил бы или петушиный гребень или еще что-нибудь почуднее…

Кто-то качнул подвешенный наверху светильник, и свет плеснул на Гаврилу. Он посмотрел под ноги, ничего там не увидел и криво улыбнулся.

— Тут другое что-то…

Марк помолчал, словно с духом собирался.

— Может быть, ты в ладони хлопнешь, и какой-нибудь дух появится? Может быть, теперь вместо тени у тебя добрый дух в услужении? Слыхал я про такое…