Ольга Денисова - Берендей

Юлька кивнула.

– И я пойду, – Антонина Алексеевна поднялась.

– Вы только не открывайте никому, – на всякий случай напомнил Берендей.

Она кивнула и улыбнулась:

– Спокойно ночи.

Людмила ушла в ванную, и Берендей остался за столом с Юлькой. Они сидели через угол друг от друга. Как-то само собой получилось, что он держал ее за руку. Он поднял на нее глаза, а она сразу же смутилась и опустила свои. Хмель выветрился у него из головы, и он не мог вести себя смело и раскованно. Как легко ему было с ней в лесу, когда он знал, что нужно делать. И как тяжело сидеть за столом наедине. Надо, наверное, что-то сказать. Чтобы она не посчитала то, что между ними произошло, его пьяной выходкой. Молчание затягивалось, и неловкость нарастала.

Из ванной вышла Людмила.

– Ну, я пошла спать. Ты скоро?

– Да, – рассеянно кивнула Юлька, – я сейчас.

– Спокойной ночи, – Людмила дернула плечом и загадочно улыбнулась.

От ее загадочной улыбки Берендею захотелось провалиться сквозь землю.

Его опыт общения с женщинами был весьма ограничен. В армии с ним встречалась девчонка. Из тех, что ходят к солдатам. Нет, он не презирал ее. Наоборот, испытывал к ней благодарность и по-своему ее любил. Но это было не то, с ней все было просто и понятно. Берендей знал, для чего он ей нужен, и отлично понимал, для чего она нужна ему.

Прошлым летом, в конце мая, он обернулся и ушел далеко на восток. На что он надеялся – непонятно. Но инстинкт гнал его вперед. Он учуял медведицу за три дня до встречи с ней. Он наткнулся на медведя, который оказался его соперником, но бер уступил медведицу без боя. И когда он, наконец, нагнал ее, она его отвергла. Отвергла унизительно и без всякой надежды на ухаживание. Берендей был для нее медвежонком, хотя весил в два раза больше ее. Он чуть не подрался со своим соперником на обратном пути, столь велико было его разочарование.

– Как жаль, что нельзя сейчас пойти на горку, как вчера, – сказала Юлька.

Берендей уцепился за ее слова, как за соломинку.

– Тебе понравилось?

– Как ты научился так здорово кататься?

Берендей пожал плечами:

– Да я и не учился вовсе. Просто всегда катался, и все. Около нашей школы тоже была залита гора, каждую зиму. Не круче этой, но длинней.

– А это правда, что ты егерь?

– Правда.

– И ты живешь в лесу? Один?

– Да. Я всегда там жил. С отцом.

– Тебе не скучно одному?

– Нет. Наоборот. Конечно, с отцом было лучше, но мне и сейчас неплохо. А еще у меня есть кошка и пес.

– А какие?

– Какие? Не знаю. Пес охотничий, лайка. Черный с белой грудью. Здоровый такой. Черныш зовут. А кошка Дымка, серая, пушистая. Шерсть сантиметров десять длиной.

– А кто же их кормит, когда тебя нет?

– Сами кормятся. Они привычные.

– А они не дерутся? Ну, собаки же кошек не любят.

– Это кошки не любят собак. Чернышка кошку обычно играть зовет: и на передние лапы припадет, и присядет перед ней, и хвостом помашет, а эта трусиха шипит на него, царапается, спину выгибает…

Они снова замолчали. Надо было срочно, немедленно что-то сделать. Но все, что он мог сделать, казалось ему натянутым и неестественным.

– Юлька, – начал он и закашлялся, – вы завтра уедите.

– Да. Наверное. У меня экзамен четвертого. И потом, мама ни за что тут не останется еще на одну ночь. Я знаю. Она сама ничего не боится, но ей страшно за меня.

– И правильно сделает, что не останется. Не надо испытывать судьбу.

– А ты? – вдруг испугалась Юлька.

– А что я? – Берендей пожал плечами, – Я поеду домой.

Она подняла глаза, и он увидел, что в них набухают крупные, прозрачные слезы. И глаза ее, только что темно-синие, становятся зелеными, как морская вода.

Он испугался. Он не умел себя вести с плачущими девочками.

– И ты будешь жить один в лесу, когда в нем бродит огромный медведь? – еле-еле выдавила она, захлебнувшись от слез.

– Ну что ж ты так расстраиваешься. Я всегда жил в лесу, ничего в этом нет страшного. И потом, у меня есть собака.

Но он отлично понял, почему она плачет. Но все равно не знал, что ей сказать. И не хотел ничего обещать. Поэтому просто поцеловал ее еще раз, прижимая к себе.

– Ты дашь мне номер своего мобильника? – спросила она, когда он на минутку освободил ее губы.

Он покачал головой.

– Почему?

– У меня нет мобильника.

– Как? Почему?

– А зачем он мне? Там, где я живу, все равно нет сети.

Он не дал ей сказать ничего больше, снова накрыв ее рот поцелуем.

Старик выговорил свое единственное слово и навзничь упал в снег, как будто кто-то толкнул его в грудь. А Леонид вдруг почувствовал ветер. Ветер, который несет в себе запахи – пороха, пота, крови, медведицы… И понял, что становится выше. Выше всех вокруг. Легкие развернулись, он поднял руки вверх, задыхаясь от наполнившего его ветра, и закричал громко и восторженно. И ужаснулся. Его горло издавало звук, который он только что слышал – злобный рев медведя. Он глянул на себя и увидел, что тело его покрыто темно-бурой шерстью. Руки, огромные и мохнатые, заканчивались когтями фантастической длины. Ноги искривились, стали толстыми, как тумбы и упирались в землю внешней стороной стопы.

– Проклятый колдун! – хотел закричать Леонид, но из горла снова вырвался медвежий рев.

А где-то внизу с криками в разные стороны побежали его товарищи. Он хотел крикнуть им, чтобы они не боялись, но это их не остановило. Медвежатник обернулся, остановился на секунду и выстрелил в него почти в упор. Пуля обожгла бедро, и это его разозлило. Они что, не понимают, в кого стреляют? Он взревел еще громче, догнал медвежатника и хотел выхватить у него ружье. Но не рассчитал силу. Проводник упал в снег, раскинув руки и замер, закрыв глаза. Леонид хотел сказать ему: «Вставай, зараза!» и легко шлепнул по щеке. Лицо сразу залила кровь. Он хотел вытереть кровь с его лица, но сделал еще хуже – каждый взмах когтей разрывал лицо охотника, превращая его в месиво. Леонид заревел от обиды и со всей силы ударил в окровавленное лицо лапой. Голова медвежатника сплющилась, как разбитый арбуз. Он оставил его, и побежал догонять Валерку, крича, чтобы он его не боялся. Но Валерка не слушал и спотыкаясь удирал по глубокому снегу – лыжи он одеть не успел. Или не догадался. Леонид опустился на четвереньки и догнал его в несколько прыжков. И остановил легким толчком в спину. Раздался хруст.

– Ну стой же, – хотел сказать он, развернул его лицом к себе, но лицо Валерки побелело и он обмяк, – вот сволочь!

В стороне затихал крик Валеркиного коллеги. От потрясения Леонид никак не мог вспомнить, как его зовут.

Он снова встал на четвереньки и побежал его догонять, как будто от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. Он нагнал его легко, тот тоже не надел лыжи. Леонид понимал только, что его надо остановить, и все объяснить. Поскольку голая шея убегавшего мелькала впереди на уровне рта Леонида, он исхитрился и кусанул его. Позвонки хрустнули на его зубах, и в рот полилась кровь. Это его отрезвило. Но было поздно. Он сел на землю и завыл от отчаянья. И понял, что только что убил их всех, одного за другим… Он же не хотел их убивать! Он хотел их лишь остановить! Ну почему, почему!