Алексей Вязовский - Спящий бог

— Сима, а ты в своем уме? — покрутил пальцем у виска я.

— Сверхзадача, — не обращая на меня внимание, путано продолжил еврей — Это то — что, живет в нашем подсознании, нами не осознается, но управляет нашей жизнью. По Станиславскому, сверхзадача — это главная жизненная суть, артерия, нерв, пульс пьесы… Представьте, что мы в пьесе. Что мы должны тут сыграть? Какую главную цель достичь? Себя изменить? Этот мир? Как?

— Ну, брат! — удивился я — Это ты нас подводишь к сакраментальному вопросу: а в чем вообще смысл жизни? Ты то сам как думаешь?

— Я предпочитаю вообще не думать на эту тему. Нет, сначала, конечно, по молодости я задавался этим вопросом. Мучался, искал ответ. И даже нашел!

— Какой? — заинтересовался японец.

— Удовольствие! Вот смысл жизни. Я тогда Фрейда прочитал. Есть у него малоизвестная вещица — «Неудовлетворенность культурой» называется. Вот он там пишет, что судить о смысле жизни нужно не по словам — ведь болтать можно что угодно, а по делам, поступкам. Ну, то есть смотреть, как люди себя ведут.

— И как же они себя ведут? — стал допытываться Кивами.

— Все стремятся к счастью и стараются избежать несчастья.

— Тоже мне открыл Америку. Подожди. Ты же про удовольствие сначала говорил.

— Так у Фрейда счастье равно удовольствию. Он про него в основном и пишет, классифицирует — долгосрочное там удовольствие от еды, краткосрочная удовлетворенность от секса и так далее. А я когда понял, что счастье не тождественно гедонизму, вот тут меня и проняло. Нету значит смысла в жизни!

— Как же нету? — заволновался японец — Есть. Сама жизнь. Она самоценна. Нет как раз никаких внешних к ней, выдуманных смыслов.

— Что-то туманно ты выражаешься — пожал плечами Сима.

— Поясню на примере — стал рубить рукой Мусамото — Представь, что ты Сима плывешь по реке. Отплыл далеко, противоположный берег не видно, своего тоже и вот у тебя начинаются судороги. Ноги отнимаются, спазмы по телу…

Я как представил себя, как в холодной воде начинают дергаться мышцы бедра — а у меня такое один раз было — так меня аж дрожь проняла.

— Но это еще не все! — продолжил нагнетать ужас японец — Ты видишь, как к тебе подплывают два крокодила спереди и сзади.

— А почему два? — с сарказмом поинтересовался Бронштейн.

— А потому — охотно начал объяснять Кивами — что крокодилы обычно трапезничают в паре или тройке. Притопят жертву, выдержат ее под корягой, чтобы значит запашок пошел. И потом один держит, а остальные отрывают от нее, ну то есть от тебя, куски.

— Ну, продолжай — поежился Сима.

— Вот они к тебе подплывают, а ты уже и так считай на дно идешь — руками по воде стучишь, извиваешься, чтобы лишний глоток воздуха сделать. И вдруг в рот тебе попадает эта самая вода. Чистейшая, нежнейшая, со вкусом свежести и родом из горных источников. Почувствовал?! — вдруг напористо спросил японец.

Сима машинально кивнул и вдруг у него в глаза появилось понимание — Так, так, так — затараторил он — Крокодил и судороги — это наши страхи, планы, надежды и раздумья, ну, то есть все то, что отвлекает нас от жизни в ее так сказать первозданности. Ты говоришь, что если избавится от текучки…

— В первую очередь в сознании! — встрял я в разговор.

— Да, в сознании, — подхватил еврей — то… то что?

— Тогда ты нет, не поймешь смысл жизни, ты его ощутишь. На вкус, как эту воду, на цвет — как цвет зарождающийся зари нового дня, на запах СИМА!! — вдруг громогласно крикнул гном и сопроводил свой возглас хлопком по щеке еврея — ЗАПАХ! КАКОЙ ЗАПАХ ТЫ СЕЙЧАС ЧУВСТВУЕШЬ??!!

Сима вздрогнул, сбился с шага и внезапно застыл на месте. Его взгляд уперся куда-то внутрь себя, на глаза навернулись слезы и он прошептал по-русски — Ландышами пахнет. Ей богу, ландышами!

После этого озарения Сима напрочь выпал из нашего разговора. Бронштейн шел молча, машинально переставляя ноги, не отвечал на вопросы и вообще вел себя так, как будто ему открылась какая-то высшая истина. По лицу бродила слабая улыбка, периодически еврей с удивлением разглядывал свои руки — как будто только что попал в это тело.

— Масу — подхватил знамя беседы я — А это вот не опасно так сходу снимать фильтры сознания у человека? Может специальная подготовка нужна какая? Вот сейчас он — я мотнул головой в сторону Бронштейна — Насколько я понял, в терминах дзен-буддизма сделал хлопок одной ладонью. А вдруг начнет ходить под себя? Это же фактически возврат к животному состоянию. В умственном смысле. Стирание всех культурных наслоений.

— Опасно, Алеша-сан. Есть даже такая дзенская болезнь. Это когда неподготовленный ум обретает всю яркость и громадность сатори — Мусамото помахал рукой перед лицом безучастного Бронштейна — То ум может не выдержать. Спрятаться от света. Но с Симой этого не произойдет. Он слишком живой, рациональный и логичный. Не волнуйся, состояние безмыслия ему не грозит. Кстати, а ты сам, что думаешь насчет нашей сверхзадачи и смысла этой жизни?

У меня в голове тут же промелькнули стихи еще одного еврея, Игоря Губермана:

Блин, как же это по-английски то сказать?! Тут и впрямь вспомнить другие стихи, но уже русского поэта:

Вот-вот! А мысль изреченная, а потом еще и переведенная с одного языка на другой — двойная ложь. Что-то там еще тра-та-та, а конец:

Эх! И это красоту тоже не передашь на английском языке. Буду значица молчать.

— Думаю, Масу — тяжело я вздохнул — Наша с тобой сверхзадача на сегодня, завтра — дойти до Семи Камней, дать пинка легионам и накормить людей и гномов. Еще глядишь разузнаем насчет среднего пальца Спящего Бога. А там может и новый смысл жизни подоспеет.

Утро выдалось на редкость ясным и свежим — бодрящий северо-восточный ветер разогнал остатки тумана и ночной сырости. Солнце, стоящее невысоко над горизонтом, золотило бронзовые доспехи и наконечники копий вражеской армии, осадившей город. Видимость была прекрасная, и даже на таком расстоянии, когда фигурки имперских легионеров казались чуть различимыми, угадывался размеренный и четкий ритм работы военной машины. Солдаты посотенно строились в квадратные коробочки и явно готовились к штурму.

Я в компании с одноглазым атаманом, расположился на вершине дерева, стоящего на опушки большой проплешены посреди леса. Нет, даже огромной — я так на глаз прикинул, что проплешина в лесу занимала порядка десяти футбольных полей, а то и больше. Большая часть этого странного неествественного посреди густого леса открытого пространвтва занимал удивительный городок. Семь Камней представлял собой поселение окруженное гигантскими стволами деревьев, рядом с которыми земной баобаб, пожалуй, показался бы небольшим деревом. Вообще то, из чего были сделаны стены — мало напоминало обычные деревья. Скорее это были те самые эльфийские Пелионы, о которых мне рассказывал Эсток, но так сказать в мертвом состоянии. Никаких листьев, крон и даже веток видно не было — только грубо обтесанные циклопические стволы, наверху которых лесовики приделали крытые галереи с узкими бойницами. Кое-где деревянные стены были обуглены — ясно, что это результат двухнедельной осады. Каждый ствол был примерно шагов десять, пятнадцать в диметре, а высота их обрубков, из которых были сделаны стены, составляла метров пятнадцать, не меньше.