Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

– Есть примета. – Дэвид поднялся от стола и теперь стоял рядом с Робером. – Тот, кто скоро умрет, не проигрывает. Мне везет третий вечер подряд. Я пробовал поддаваться, даже сбросил не ту масть, а Дарави зашел со Скал. Я взял круг на пустое Сердце… Это было Сердце Скал, Эпинэ. Понимаете, что это значит?

– Да-да, – невпопад ответил Иноходец, глядя на Марианну. Она улыбалась всем и Валме.

– Прошу прощения, – своим обычным каменным голосом ответил Дэвид, и Робер почувствовал себя тупой скотиной.

– Простите, Дэвид, – торопливо произнес он, – я уже давно не верю приметам. К тому же меня вывели из себя эти трое. Я видел похожих в Агарисе. Они приходили в гости к Матильде, говорили и ели. Ели и говорили. О деле великой Талигойи, о Чести, о своих предках, об Олларах, о тех, кто сидит во дворцах. В их дворцах, как они утверждали. Теперь они при дворе. Кто не разбежался, и кого не задавило в Доре. Они едят и говорят. Эти пока не во дворце, но уже едят и говорят…

– Фальтак отрицает и честь, и предков…

– Неважно, что они несут, – отмахнулся Эпинэ, – главное, они при этом едят. И ненавидят тех, кто сидит во дворцах. Любых. Потому что это не они. Кстати, в карты везет не только тем, кто умрет, но и тем, кого ненавидят. Вас ненавидят, потому что вы граф Рокслей и выигрываете, вот вам и везет.

– Я себя ненавижу за это же, – тихо сказал Дэвид. – Бедный Фердинанд. Бедный, толстый, добрый Фердинанд. Он хотел выпускать из тюрем и кормить, а не хватать и воевать… Джеймс заплатил за подлость Генри, я тоже заплачу́.

– Ну так платите! – рявкнул Робер. – Возможностей отдать долг Олларам или, вернее, Талигу хоть отбавляй. Умирать для этого необязательно, скорее, наоборот.

– Что вы сказали? – Голос графа странно зазвенел, и Робер понял, что едва не попался, хотя с Рокслеем поговорить нужно. Сперва с ним, потом – с Мевеном, а с Халлораном, пожалуй, не стоит.

– Я сказал, что нужно защищать горожан. – Это не было враньем и не было всей правдой. – Помогите Карвалю. Все лучше, чем думать о смерти.

– Вы правы, – все тем же звенящим голосом произнес Дэвид. – Если меня убьют, то за делом. За достойным делом

– Убьют? – Подлетевший откуда-то барон в ужасе округлил глазки и ухватил Рокслея под руку. – Что за слова в моем доме?! Перед ветчиной с лунной дыней? Перед концертом? Я не желаю о таком даже слышать. И Марианна не желает… Дорогая! Дорогая, ты нам нужна!

– Да, Коко. – Платье баронессы шуршало. За белоснежным, тонущем в кружевной пене плечом возвышался ухмыляющийся Дарави. Валме исчез. Провожает матерьялиста к призраку?

– Мы говорили об игре. – Дэвид смотрел на прекрасную женщину, но не видел ее. – Боюсь, барон меня неправильно понял. Мне сегодня отменно везет… Отменно, и сейчас начнется моя игра!

– И все же не увлекайтесь. – Капуль-Гизайль поднял брови и понизил голос: – Игра дурно влияет на способность воспринимать прекрасное, а ветчина из Фебид прекрасна.

– Отрадно слышать, – вступил в разговор племянник Пуэна, – но не стоит ее тратить на свинских потомков. Я имею в виду некоторых… как бы их назвать…

– Философов? – подсказал барон. – Постарайтесь взглянуть на них как на приправу, но не к пище, а к беседе. Перец, горчица, некий имеющий двусмысленное название корень придают бытию определенную остроту.

Барон первым рассмеялся собственной шутке. Дарави последовал его примеру, Дэвид и тот улыбнулся. Марианна подняла глаза и посмотрела на Робера. В темных безднах спала неизвестность.

Робер поцеловал унизанную золотом руку и произнес именно то, чего говорить ни в коем случае не хотел:

– Марианна, нам нужно объясниться. Я не уйду, пока мы не объяснимся.

Это был первый сон за последние месяцы, но Дикон сразу понял, что спит. Юноша помнил кошмары, в которых раз за разом просыпался, чтобы встретиться с чем-то мерзким или страшным, и каждый раз начиналось одинаково. Отказывал звонок, слепли и глохли слуги, на лестнице раздавались тяжелые шаги, открывалась запертая дверь, и в комнату кто-то входил. Иногда гость казался врагом, иногда другом, порой был жив, порой мертв, почти всегда юноша его знал и всегда ждал. Сидя на кровати, стоя у камина или стола, прижимаясь спиной к стене…

Дальше случалось по-разному, но шаги и ожидание оставались неизменными. Даже если никто не появлялся, а стены или ковер на глазах покрывался плесенью, становясь трясиной. Ночные шаги, как же Дикон их ненавидел… до тех пор, пока кошмары не сменила пустота. Лежать в огромной постели, вслушиваясь в скрипы и шорохи, стараться не думать о Надоре и все-таки думать, проваливаться к утру в глухое забытье, просыпаться за полдень уже уставшим – это было похуже Паоло с Арамоной.

Матушка говорила, что сон покидает грешных и гордых. Нэн шепотом рассказывала, как трусливые сплюшцы шарахаются от тех, кого ищут закатные твари и выходцы. Ричард не молился несуществующему Создателю и почти позабыл старухины сказки, но пустые ночи выматывали и душу, и тело. Еще немного, и юноша приказал бы привести лекаря, но шаги зазвучали вновь. И неважно, чем обернется этот сон, – Повелитель Скал не из пугливых и знает, что лежит в собственной постели, а дом караулят надорские гвардейцы.

Мэтр Шабли объяснял, что сновидения – не более чем отражение дневных забот и опасений, но даже призрачного врага лучше встречать с клинком в руке. Юноша соскочил с кровати, прошел к окну и отдернул портьеры. За стеклами не было ничего, кроме дождя. Дикон распахнул дверь на лестницу – масляные лампы мирно горели, на площадке клевал носом слуга. Заслышав скрип, он торопливо вскочил. Ричард махнул рукой, отступил в глубь спальни и зажег свечи на каминной полке. Шаги зазвучали вновь. Легкие и вместе с тем уверенные, они раздавались из смежной со спальней гардеробной. Дверей там не было вообще, то есть не было наяву.

Ричард улыбнулся тому, что едва не забыл, что спит, и заглянул в гардеробную. Все было на месте – тяжелые сундуки, два кресла, высокий портновский стул, массивное, в полный рост, зеркало и второе – над камином. В нем, меж двух четверорогих подсвечников, спиной к юноше застыла темная фигура. Не смутная, как та, что привиделась в Лаик, а четкая и при этом чем-то неправильная. Зато себя юноша не увидел, как и двери за спиной. Ричард торопливо оглянулся – комната была пуста, а большое зеркало честно отражало слегка всклокоченного хозяина. Дикон нарочито громко рассмеялся и пригладил волосы – на этот раз кошмар занял одно из зеркал, только и всего. Что ж, если ты не имеешь обыкновения отступать наяву, ты не отступишь и во сне. Дик повернулся к превратившемуся в окно стеклу. Гость был там. За его спиной виднелся синий, увешанный дорогим оружием ковер. Юноша узнал пропавшие абордажные клинки и алатскую саблю. Пришельца он тоже узнал, хоть и не мог видеть лица. Ворон! Только в непривычной серебристой одежде, и голова перевязана. Алва снял со стены тускло блеснувший меч и медленно обернулся. Это был не он! На Ричарда смотрело изможденное, но все равно прекрасное лицо с огромными провалившимися глазами. Из-под повязки сочилась кровь, в крови была и… кольчуга! Человек в зеркале поднял клинок, знакомо и тускло сверкнул лиловый камень…