Юлиана Суренова - Книга 4_Дорогой сновидений

А потом они практически в одно и то же мгновение увидели следы маленьких детских снегоступов, а рядом – размытые отпечатки волчьих лап.

Караванщики понеслись вперед, чувствуя себя окрыленными, думая лишь о том, что цель уже совсем рядом.

И тут перед ними, словно из-под земли возник повелитель небес.

Олени застыли, как вкопанные, опустив головы к земле.

– Кажется, я просил вас остаться, – хмуро глядя на караванщиков, проговорил Шамаш.

– Там моя дочь! – воскликнул караванщик, махнув рукой в сторону терявшихся за горизонтом бесконечных снегов. В его душе, голосе, глазах сквозили нетерпение и злость на весь мир и, прежде всего, на того, кто встал у него на пути.

– Я говорил тебе: с ней ничего не случится. Я сказал, что верну ее в караван. Или тебе мало моего слова?

– Мало! – тот нервно мотнул головой. Его взгляд был прикован к снегам, не видя, не замечая ничего, что было рядом. Он мог думать лишь о том, как бы поскорее высвободиться от опеки бога солнца и продолжить путь.

– Интересная штука получается. Вы верите, когда вам это удобно, но даже не задумываетесь о вере, когда она по какой-то причине вам мешает.

– Шамаш… – с опаской поглядывая то на брата, то на повелителя небес, начал летописец, но умолк, остановленный резким взмахом руки:

– Нет уж! Я скажу все, что думаю по этому поводу…

Он долго что-то говорил, но караванщики не слушали Его. Они не могли. Чувства затуманили разум настолько, что лишили способности не то что воспринимать смысл слов, но даже слышать их.

– Да что с вами происходит! – не выдержав, воскликнул Шамаш.

– Тебе не понять этого! У Тебя никогда не было собственных детей! – сорвалось с губ хозяина каравана. – Ты не знаешь, что это такое – быть отцом! – его слова били, словно хлыстом.

– Атен! – Евсей с ужасом смотрел на брата. – Даже в отчаянии должен быть предел дозволенного…

– Ты зря пытаешься меня разозлить, торговец, – качнул головой бог солнца. В его глазах была боль, но голос продолжал звучать твердо и ровно.

– Уйди с дороги! – сквозь стиснутые зубы прошипел хозяин каравана. Его глаза горели гневом.

– Атен! – на лице его брата отразились муки вновь проснувшихся сомнений. От былой решимости не осталось и следа. – Мы не можем, не должны, ведь Он…

– Не можем?! – в гневе вскричал караванщик. – Разве не боги заповедали нам заботится о тех, кто идет по одной с нами тропе? Разве не Ты, – он грубо ткнул пальцем в сторону Шамаша, – говорил, что не хочешь вмешиваться в нашу жизнь, менять наши судьбы, боясь изменить их к худшему? Или это был обман?

– Я говорил правду, – колдун чуть наклонил голову. Он не понимал, почему поведение хозяина каравана столь резко переменилось.

– В чем же тогда дело?

– Я знаю, что произойдет…

– Я, лишь я в ответе за Мати! И только мне решать, каким должен быть ее путь!

– Мне небезразлична малышка…

– С дороги! – он не собирался, не мог больше ничего слушать, когда с каждым новым словом, мигом в его груди нарастали боль и ярость. – Прочь с моей дороги! – и караванщик что было сил хлестнул плеткой оленя, который, ошалев от внезапной боли, метнулся вперед, сбив небожителя с ног.

Евсей не поскакал вслед за Атеном. Несколько мгновений он, недвижим, сидел в седле, глядя брату вслед. Оцепенение покидало его душу медленно, словно кошка, которую стараются сбросить с рук, а она, не желая того, выпускает когти, цепляясь за одежду, царапаясь, в кровь раня державшую ее руку. Эта боль должна была достигнуть предела, заставить мир пропасть в яркой вспышке за туманом горящих слез, чтобы лишь затем уйти, унося с собой и оцепенение, и что-то еще – тонкую дымку, подобную дыханию силы, более могучей, чем та, что дана человеку, однако лишенной божественного ореола небожителей.

Караванщик поспешно соскочил с седла. Он подбежал к сидевшему в снегу богу солнца, возле которого, тихо поскуливая, вился золотой волк. Увидев приблизившегося вплотную к его хозяину человека, зверь ощетинился, угрожающе зарычал, обнажив острые белые клыки, сжался, будто готовясь к прыжку.

– Перестань, Хан! – недовольно поморщившись, остановил его Шамаш.

– Прости… – прошептал Евсей, падая рядом с Ним на колени.

– Помоги мне встать.

Опираясь о руку караванщика, колдун поднялся, отряхнул с себя снег.

– Не знаю, что на нас нашло… – как ни старался Евсей, он никак не мог найти объяснение мыслям и поступкам.

Они с братом были должны… Нет, просто обязаны остаться в караване, дожидаясь, пока бог солнца приведет из пустыни Мати. Они же, идя против воли повелителя небес, рванулись в снега, словно те звали их. И, при этом, их голова оставалась совершенно пуста, словно чистый лист бумаги. В ней не было ни рассуждений, ни объяснений – ничего, что могло бы оправдать проступок, так, словно он и не нуждался в оправданиях.

– Это было… как навет… сперва дрема, сон, подчинившие себе волю, затем внезапное пробуждение, страх, лишившие способности мыслить. А затем… полное затмение…

– Ты прав, все очень похоже на навет, – скользнув по спутнику быстрым взглядом настороженных глаз, проговорил Шамаш. – Но кто мог наслать его на вас здесь, посреди пустыни?

– Боги. Демоны. Духи, – Евсей пожал плечами. Мало ли кто мог совершить подобное?

Его куда более беспокоил вопрос, почему? Зачем кому-то было нужно это делать?

– Кто бы это ни был, – глаза колдуна, всматривавшиеся в бесконечные просторы снегов, напряженно сощурились, – он очень хотел, чтобы вы сошли с караванной тропы…

– Чтобы мы осушались Твоей воли! – прошептал Евсей, мысленно содрогаясь при мысли о совершенном ими с братом преступлении, самом страшном из всех известных на земле, когда именно из неподчинения богам рождаются все беды мира. – Мы… Мы не хотели… – детский лепет! Но что еще он мог сказать?

– Я знаю, – кивнул Шамаш, продолжая внимательно оглядывать все вокруг.

Скорее инстинктивно, чем осмысленно, летописец тоже осмотрелся, но, не найдя ничего, что несло бы на себе отпечаток беды, прошептал:

– Все выглядит таким безмятежным и спокойным… – "Словно ничего и не произошло", – мысленно закончил он, украдкой взглянув на повелителя небес: – Господин, прости нас, неразумных! Мы действительно не хотели… Накажи нас, но не сердись!

– Пустыня только кажется спокойной. На самом деле она трепещет, словно невидимый лист на слепом ветру… – брови Шамаша были сведены, на лице – напряженное внимание в ожидании чего-то недоброго…

И другой, совершенно отличный от первого, страх пронзил душу караванщика:

– Если наш поступок подвергнет опасности Мати…

– Ей ничего не угрожает. Она под надежной защитой.

– Конечно, госпожа Айя… – караванщик уже хотел понимающе кивнуть, как заметил, что небожитель решительно качнул головой: