Юлиана Суренова - Книга 5_Слезы на камнях

– Нет! – процедил тот сквозь зубы. Это была уже не просто злость, а слепая ярость.

Маг, тяжело вздохнув, качнул головой. Он понял: совершенно бесполезно в чем-то убеждать чужака, спорить с ним. Караванщик не примет никаких слов. Потому что не услышит их.Подобная убежденность заслуживала уважения. Не каждому смертному дана такая сила – верить столь сильно, столь страстно, что не допускать никаких сомнений.

Тем временем Атен, оторвав взгляд от полога небес, глядя на озаренную светом зажженных по краям поляны костров с огненной водой, призванных отделять жертвенную поляну от остального края, шагнул вперед, к холму.

Служители смотрели вслед ему, не скрывая восхищения. Самим им было страшно и помыслить о том, чтобы сойти со своего места, которое было… во всяком случае – казалось единственным прочным, надежным оазисом в бушующей пустыне мрака и теней.

– Хозяин вашего каравана – великий человек, – проговорил Шед, обращаясь к торговцам.

– Да, – наклонил голову в знак согласия лекарь. В его глазах тоже было восхищение.

– В нем больше веры, чем в сердце жреца.

– А ты жрец? – спросил его Гешт, нисколько не сомневаясь, что так оно и есть.

– Нет.

– Почему? – удивился тот.

– Караван – не город. В нем не может быть служителей.

– Но как же? – удивился тот. – Ведь ваш караван – не обычный. Вы…

– Спутники повелителя небес… – кивнул Евсей. – Да.

– И несмотря на это…

– Как раз из-за этого, – затем, несмотря на всю свою нескрываемую неприязнь к горожанам, Лигрен все же снизошел до объяснений. – Он не любит благоговейного трепета в глазах тех, кто идет с Ним рядом, Ему претят песнопения- молитвы и обряды, вплетенные в каждый шаг.

– Вы – спутники небожителя и поэтому не можете быть Его служителями? – в голове горожан просто не укладывалось подобное. Они-то считали, что только жрец да маг могут приблизиться к богам настолько, чтобы удостоиться Их внимания, разговора с Ними и тем более прихода одного из Них. А тут…

– Он… Он не обычный бог… – понимая их смятение, проговорил Лигрен.

– Да, конечно, – разве кто-то сомневался в этом? Господин Шамаш – величайший из богов. И тем большим должно быть величие Его спутников. А те вели себя, словно обычные караванщики! – И ты, – Гешт с подозрением смотрел на Лигрена, словно стремясь уличить его в обмане, – никогда не был жрецом?

– Когда-то. Пока жил в городе.

– А потом?

– В караване я стал рабом.

– Рабом?! – горожане опешили.

– Да. До той поры, пока не обрел свободу.

– И кто ты сейчас?

– Лекарь.

– Простой лекарь?!

– Да, – кивнул Лигрен.

"Конечно, – хозяева города переглянулись, – если такова была воля бога солнца…

Может быть, Он не хотел слишком возвышать своих спутников, не желая, чтобы, вознесенные в поднебесье, они возгордились и потеряли землю под ногами. Но…" -Хозяин каравана говорил, что среди вас есть летописец…

– Это он, – лекарь качнул головой в сторону Евсея.

– Разве то, что происходит с повелителем небес в Его странствиях по земле не заслуживает того, чтобы об этом знали и помнили? – проговорил Евсей таким тоном, словно его обвиняли в присвоении себе чужих заслуг. Однако, видя, что на него смотрят не с осуждением, а восхищением, он, несколько смутившись, пробормотал себе под нос, словно не зная до конца, хочет он чтобы кто-то услышал эти его слова, или нет: – Атен хотел, чтобы списки легенд остались в вашем городе…

– Да! – вскричали в один голос старики. Это было бы замечательно! Если им удастся вымолить прощение у бога солнца, если Он смилостивится над ними, неразумными, и позволит жить дальше… Они выучат эти легенды, чтобы не только передавать их из поколения в поколение своим потомкам, но и рассказывать всем тем караванщикам, которые будут приходить в город. Жаль, что торговцы идут лишь по одной дороге, вслед за солнцем, жаль, что их осталось так мало. Но хоть сколько… – Хозяин каравана говорил… – начали они, но договорить не успели.

– Однако теперь, – продолжал Евсей, делая вид, что не слышит и не видит горожан, а, может быть, так оно и было на самом деле, – я сомневаюсь, стоит ли…

– Но почему?! – в глазах Шеда и Гешта отразилось отчаяние детей, у которых покрутили перед носом лакомой конфеткой, а потом запихнули ее в свой собственный рот. – Легенды… Они ведь пишутся для того, чтобы их читали! Не только достойные, но и те, которые с их помощью могут исправиться, стать лучше…

Бровь летописца чуть приподнялась.

– Дело не в вас, а во мне. Я не хочу отдавать вам списки своих легенд – и все!

– Что?! – его собеседники растерялись. – Но как может… Какое может иметь значение желание смертного, когда…

– Ты не понимаешь, чужак, – Евсей пригладил усы, провел рукой по бороде. – Все дело именно в желании. Я стал летописцем по своей собственной воле. Никто не заставляет меня делать то, что я делаю. Не бог солнца определяет, что достойно легенды, а что нет, что должно быть увековечено, а что – забыто.

– Не совсем так, Евсей, – вмешался в их разговор Лигрен, для которого почему-то показалось важно, чтобы все сказанное здесь и сейчас было не просто частью правды, а всей правдой, с начала и до конца, без натяжек и недомолвок, даже в том, что, в общем-то, не имело к чужакам никакого отношения. -Тогда, в том городе, Он…

– Он говорил, не приказывал. Ради детей.

– Да, – соглашаясь, кивнул лекарь.

– Но… – Шед и Гешт переводили взгляд с одного спутника бога солнца на другого, уже ничего не понимая.

– Это правда, – повернувшись к ним, проговорил Лигрен.

– Хотя и, опять-таки, не вся, – вздохнув, прошептал летописец.

– Я чего-то не знаю?

– Никто не знает всего, – Евсей вновь вздохнул. – Странно, что мы заговорили об этом сейчас. Наверное, не следовало бы. Но во тьме всегда стремишься найти что-то светлое…

– Когда все закончится, – глядя на них с тем восхищением, которое всегда рождает все непознанное, непонятное, а потому – великое, прошептал Шед. – Это тоже станет легендой.

– Да, – губы Лигрена вдруг искривились в грустной усмешке, – у вас есть возможность войти в историю. Только если вас заботит, каким вы явитесь в грезах потомкам, следовало бы позаботиться об этом раньше.

– Но вы ведь не знаете всего! – воскликнул кто-то из служителей.

– Помолчи, – прервал его Хранитель. Он взглянул прямо в лицо караванщику – смело и открыто: – Поверь, летописец, нас сейчас меньше всего беспокоит, какими мы будем в твоей легенде. Что бы ты ни написал – это твое право.

– Я не собираюсь очернять вас, – ответил, немного помолчал, Евсей, – но и обелять не стану.

– Нас сейчас заботит совсем другое. Мы… Мы стремились понять, что происходит.

Нельзя же просто смотреть, как медленно умирает город, принося своих детей в жертву. Наша беда… Наша вина в том, что мы все не верно поняли. Мы совершили ошибку… Как ты думаешь… Как вы думаете, – Шед повернул на миг голову в сторону лекаря, – нам удастся вымолить прощение у бога солнца, или теперь мы наказаны навеки вечные и обречены скитаться во тьме, вдали от света, в краю, где, на приграничье миров, властвуют лишь демоны да тени? Простит ли Он нас?