Юлиана Суренова - Книга 5_Слезы на камнях

– Папа,я не верю! – всхлипнула та. – Это… Это не может быть правдой!

– Да, милая, конечно, – бывает, когда ложь – единственное лекарство, а правда – дыхание мороза на свежую рану, – все, что происходит сейчас – лишь сон. Закрой глаза. И когда ты проснешься…

– Но ведь и тогда Шуши не будет, да, папа?

– Я скажу тебе… Я скажу тебе, когда ты проснешься, что она убежала в снега, к своей стае, что она так решила…

– И я буду думать,что она бросила меня.

– Да. И верить, что она жива. Что она когда-нибудь вернется…

– Да, – вздохнула та. Ей так хотелось бы в это поверить! А слезы все текли из глаз и текли, не переставая. Потому что плакать было легче, чем молчать, потому что в слезах была пусть всего лишь призрачная, обманчивая, но все-таки надежда… …-Мати, – спустя некоторое время, которое могло быть мгновением, а могло – целым веком, окликнула ее богиня снегов.

Девушка быстро подняла голову, взглянула на нее в надежде, что, может быть, госпожа Айя хотела лишь испытать ее и теперь, когда она прошла испытание, смилостивится над ней и вернет единственную подругу.

Подчиняясь воле небожительницы меховое одеяло, покрывавшее тело волчицы, поднялось.

"Вот, сейчас…" – вздрогнуло сердце девушки. И застыло, забыв стучаться, дыхание уснуло на губах.

А затем… Затем в глазах возникло удивление, непонимание, страх…

На том месте, где совсем недавно застыло, скрытое от глаз, тело Шуллат, лежал волчонок – совсем маленький, крошечный, с остренькой мордочкой, вздернутыми вверх ушками и слепыми, покрытыми пленкой-поволкой глазками.

– Кто это?- с просила Мати, во все глаза смотревшая на звереныша, однако, в ее глазах было не обожание, не восхищение, а какое-то отрешенное безразличие. Да, перед ней был малыш ее Шуши. Но ведь это не то же самое, что сама Шуши.

– Дочь твоей подруги, – ответила Айя, а затем, видя, что девушка не двигается с места, спросила:-Ты не хочешь взять ее на руки? Ей всего несколько мгновений от роду и тепло – то, в чем она сейчас нуждается больше всего. А еще ей нужны любовь и забота. Той, которая заменит ей мать.

– Нет, – Мати отпрянула. – Нет! – ужас в ее глазах, когда девушка смотрела на волчонка, смешался с ненавистью. – Это из-за нее умерла Шуши! – она готова была винить в ее смерти весь белый свет, всех на свете, лишь бы не чувствовать виноватой себя одну.

– Все так, – небожительница не спорила с ней. Если в первое мгновение она была резкой, нетерпимой к любым возражениям, то теперь стала самим пониманием. И добротой. – Но малышка жива, потому что этого хотела Шуллат, которая дала ей жизнь…

– Чтобы волчонок жил вместо нее?!

– За нее. Для нее. Для тебя… Какая разница? Взгляни же…

– Это…- Мати подалась было вперед, но затем вновь остановилась. Ее душой управляли сомнения. – А почему она такая белая?

– Все волчата рождаются белыми, – ответила Нинти. Ей показалось, что смертной будет легче говорить, довериться богине, облаченной в человеческое тело, чем той, у которой не было ни одной людской черты – совершенно чужой и далекой. Но караванщица, вместо того, чтобы потянуться к ней, наоборот, отпрянула вновь.

– Не бойся… – промолвила богиня снегов.

– Я не боюсь, – молодая караванщица подняла голову, взглянув на нее открыто и твердо.

– Тогда, – она осторожно положила волчонка себе на ладонь – переплетение нитей света и мрака, укрыла, словно теплым одеялом другой, протянула руки к девушке, – возьми. Только осторожно. Она сейчас хрупка, словно только что расцветший цветок.

Мати отодвинулась еще дальше, упрямо поджав губы, замотала головой.

– Не хочешь? – в голосе Айи звучало удивление. Она никак не могла понять, что с той не так, почему караванщица не хочет принять тот величайший дар и надежду, который, единственный в целом свете, способен заглушить боль утраты, исцелить рану потери. – Я ошиблась, да? Было бы лучше, чтобы малышка умерла вместе с матерью?

Чтобы у тебя не осталось никого?

– У меня и так нет никого! – в обиде вскричала Мати. Ее глаза были полны слез, горьких от обиды и боли.

– Ты так думаешь?

– Я ничего не думаю! Я… Я так чувствую!…И вообще – священные волки твои священные звери. Значит, этот волчонок тоже твой. Забери его! Я не хочу его видеть!

И тут малышка заскулила. Так горько, так…

Слезы брызнула из глаз девушки. Всхлипывая, она пододвинулась к богине, протянула вперед руки:

– Матушка метелица, зачем? – сквозь рыдания прошептала она. – Зачем? Если бы ее не было, я… пусть со временем, не сразу, но я забыла бы свою боль, свою утрату.

А так, рядом с ней, – Мати не смотрела на маленький горячий комочек, который лег ей на ладонь, – я буду помнить всегда!

– Но разве память – это так плохо?

– Да! – уверенно ответила Мати. Но потом ее взгляд, несмотря на то, что девушка упрямо стремилась смотреть куда-то в сторону, упал на малышку.

Волчонок был таким маленьким, несчастным, одиноким… У него ведь никого не было.

Совсем никого. И…

– Если ты так хочешь, – богиня снегов тяжело вздохнула, кивнула, оставив убеждения, готовая согласиться с желанием упрямицы, – хорошо. Я заберу ее. Если так, было бы слишком жестоко оставлять ее здесь. На верную смерть… Ведь без заботы она умрет… Только… Прежде нагни голову, коснись ее мордочки. У этой крошки есть послание для тебя. От ее матери.

– Я… – Мати испуганно глянула на крошечный комочек. – Нет!

– Ты снова? Снова бежишь от своей судьбы?

Та закусила губу. Такой боли, как в этот миг, она не испытывала еще никогда в своей жизни. Даже вспоминать давно умершую мать было легче.

– Да, – она склонила голову, – я могу лишь бежать. Прятаться. Я… Я слишком труслива, чтобы идти вперед. Я слишком слаба для той судьбы, которую выбрали для меня боги… И… Если это возможно, дайте мне, прошу вас, другую судьбу. Если же нет – просто заберите эту…

– Тот, кто теряет свою судьбу, становится рабом…

– Я знаю, – кивнув, прошептала та, затем, всхлипнув, повторила, – знаю. Значит, я буду рабыней…

– Дочка! – в ужасе глядя на нее, вскрикнул Атен. Он не понимал, не мог понять, почему? Что вдруг случилось с той, которая всегда была столь смела, которая всегда была готова идти вперед, что бы ни ждало впереди?

– Почему? – спросила Айя.

– Я… Эта малышка… Я не хочу, чтобы она умирала!

– С чего ты взяла, что, оставшись с тобой, она умрет?!Ее судьба…

– Ей нужна любовь, чтобы вырасти. Ты сама говорила об этом… А я… Я могла бы ее полюбить. Потому что она дочь Шуши, потому что она – такая же, как Шуши… – "Потому что она и есть моя Шуши, – хотела уже в порыве какого-то смутного чувства-озарения сказать она, – Шуши, вернувшаяся ко мне в ином своем рождении", – но не решилась.

– Так в чем же дело!