Елена Прудникова - Мост через огненную реку

Замерли и солдаты. Впереди, от левых ворот, зарождался и рос чудовищный, нечеловеческий вой, перекрывавший даже гул пламени. Зандер омахнул лицо знаком Солнца, его жест невольно повторили и солдаты.

– Огонь догнал толпу, – тихо сказал он. – Там уже никому не помочь.

Улица под стеной взорвалась многоголосым воплем. Люди ринулись к лестницам. Замелькали тесаки, возле проходов во дворы громоздились трупы – стражники держали оборону.

– Лейтенант! – крикнул Энтони. – Возьмите взвод, постройте людей клином, пройдите на ту сторону улицы и разверните их цепью перед входом во дворы, на помощь стражникам. Я беру второй взвод и иду на улицу Солнца. Выполняйте… – И замолчал, глядя в полные ужаса глаза юного офицера. Энтони понимал мальчика. Одно дело – идти в пекло за спиной генерала, и совсем другое – остаться здесь одному. Та же смерть – и совсем другая. Послать его на улицу

Солнца? А если не справится – что тогда? Ну, а если мальчишка сгорит, а он, генерал, спасется?

– Ладно… – махнул он рукой. – Вы поняли, как перекрывать улицы?

Тот кивнул.

– Возьмите с собой лучший взвод. По пути забирайте всех, кто в мундире, и всех хоть что-то соображающих горожан. Вы должны снова расчистить улицу Солнца. Как хотите. Если будет надо, пройдите по трупам. Если вы этого не сделаете, мы все тут погибнем, наша смерть останется на вашей совести, и моя в том числе. Поняли?

– Понял! – выдохнул лейтенант и замолчал, собирая все свое мужество. – Милорд, я… Разрешите мне остаться здесь!

– Не разрешаю! Вы ведь мечтали о подвигах? Вот и займитесь… Мейстер вас проводит. Когда выполните, четыре раза протрубите в сигнальный рожок, чтобы мы знали. Все! Вперед!

Лейтенант отсалютовал и, взяв два десятка солдат, кинулся следом за каретником. Энтони огляделся по сторонам. Пока что они могли немногое – постараться не допустить смертельной давки у ворот домов. Он построил взвод клином, и солдаты врезались в толпу. Однако на ту сторону улицы им пробиться не удалось. Толпа зажала взвод, стиснула со всех сторон, закрутила, растаскивая в разные стороны. В пяти шагах от Бейсингема находились ворота дома, но с тем же успехом они могли быть от него в пяти милях. Или в пятистах. Энтони не чувствовал своего тела, не слышал своего голоса. Он был в ловушке. Оставалась лишь эфемерная надежда на мальчика-лейтенанта, на то, что ему все же удастся расчистить улицу Солнца и повернуть толпу к правым воротам. Энтони ругал себя последними словами: не надо было поддаваться сентиментальности, следовало идти самому, он бы уж точно справился. Пожалел мальчишку? Прав был отец: жалость – очень дорогое удовольствие. Но сетовать было поздно, оставалось только ждать.

Рядом тяжело, со стоном дышала какая-то женщина. Вот она покачнулась, и в плечо Энтони ткнулось что-то твердое. Он присмотрелся и разглядел две детские головки. Бейсингем обнял женщину, стараясь защитить от толпы, подхватил на руки одного из ребятишек и зашептал что-то утешающее. Та всхлипнула и беспомощно положила голову ему на плечо.

По подсчетам Энтони, прошло минут пятнадцать, хотя казалось, что миновала вечность. За все это время они не продвинулись и на полшага к воротам. Порыв ветра отогнал дым, и Энтони, в свете факелов, укрепленных на стене, увидел, что творится во дворах. Стражники теперь стояли не у ворот, а на крышах, где по лестницам с лихорадочной поспешностью поднимались на стену люди, но лестниц было слишком мало, всего по одной в каждом доме. Сверху сбросили веревки, и во всех дворах приняли одно и то же решение: за концы веревок цеплялись дети, их выдергивали наверх. Но все равно было ясно: не успеть. Огонь подступил близко, на головы людям начали падать головешки. Толпа ответила стоном ужаса, но, стиснутая до последних пределов, даже не дрогнула – для давки попросту не было места. Крики постепенно затихали. Улицу окутала тяжелая, вязкая, обреченная тишина.

Прошла еще одна вечность, наполненная выедающим глаза дымом и совсем уже близким ревом огня. И тут издалека послышался высокий и чистый звук сигнального рожка. Бейсингем весь превратился в слух. Один… два… три… четыре! Немного погодя – еще четыре раза. Ай да лейтенант! Совершил-таки свой подвиг!

Энтони сорвал с головы платок, чтобы его не только слышали, но и видели, хотя бы те, кто рядом, и закричал:

– К правым воротам! Двигайтесь к правым воротам! Там нет огня!

– К правым воротам! Милорд Бейсингем сказал, что у правых ворот нет огня! – зашумели рядом. Громче и громче, дальше и дальше эти слова катились по толпе. Ему показалось, или людская масса на самом деле дрогнула и двинулась вбок? Нет, не показалось, они идут – медленно, едва ощутимо, но идут в сторону центральных ворот.

Энтони и его солдат несло в толпе, как щепки в потоке. Бейсингем попытался определить, сколько они уже прошли. Невозможно! Огонь подошел совсем близко: несмотря на ветер, дышать почти нечем, в дымном полумраке не разглядеть не то что улицы, мимо которых они проходят, а даже ближайшие дома. Теперь, когда ему не о чем было думать, он поневоле задумался о своей судьбе. Бейсингем терял надежду на спасение, обретал ее и снова терял… И тогда он занялся составлением списка тех, кто заслужил награду в эту ночь, чтобы потом никого не забыть.

Внезапно впереди возникло какое-то движение.

– К правым воротам! – послышались голоса. – Вы – в центральные ворота, а вы – к правым! Там нет огня!

«Стражники!» – понял Энтони и, поцеловав на прощание свою невольную спутницу, принялся пробиваться на голос. Добравшись до кричавших, он ухватил за рукав ближайшего солдата в бело-зеленом мундире и тут же получил по плечу тесаком в ножнах.

– А ну, убери руки! – крикнул стражник.

– Поосторожней! – рявкнул Энтони, потирая плечо. На самом деле ему хотелось обнять замученного чумазого солдата, но вот этого делать не следовало.

– Милорд! – растерянно проговорил тот. – Я не узнал…

– Занимайся своим делом! – уже более миролюбиво посоветовал Бейсингем. – Только впредь смотри, кого бьешь…

И, переходя от стражника к стражнику, направился вперед, туда, где армейский рожок призывно трубил сбор.

…Час спустя все было кончено. Слева от центральных ворот к самой стене подступало море огня. Справа, по границе каменного города, густой плотный дым опустился на землю и стоял неподвижно, как вода в пруду в безветренный день.

А утро и вправду выдалось безветренное. Далеко за холмами взошло солнце и тут же скрылось в тяжелых тучах. Город догорал. Дым уже не поднимался вверх, а стелился по земле, скапливаясь внизу, плотный и тяжелый – хоть ножом режь! Верхний город тоже затянуло бурое марево, горько пахло дымом, тяжело и сладко – горелым мясом. Генерал Гровер один стоял на дозорной площадке центральных ворот. Его никто не видел, и комендант не вытирал катившихся по лицу слез. Минута передышки оказалась нестерпимо горькой, не надо было оставаться одному… Все, хватит! Дел по уши и выше, а он тут… Генерал сошел с башни и направился туда, где собирались стражники.