Владислав Русанов - Золотой вепрь

Так вот ты какой, Ормо Коготок.

– Лежи, не вставай! – Кондотьер жестом остановил приподнимающегося на локте помощника. Подошел к лежанке, отстранил ссутулившегося на складном табурете человека в солдатской рубахе. Уселся. – Ну, здравствуй, Ормо.

– Да уж, – страдальчески скривился Коготок. – Чего-чего, а здоровье мне не помешает… – И добавил: – Я рад, что ты вернулся живым, Кулак.

– Я-то вернулся… – тяжело роняя слова, проговорил седобородый. – А вот Мелкий – нет. А еще Легман, Карасик, Брызг, Мигуля, Тычок…

– Война есть война. – Болезнь, изнурившая тело Ормо, не сумела сладить с его твердым духом. – Все мы знаем, на что идем. Вам удалось взять ландграфа?

Кулак покачал головой:

– Нет. Все смерти впустую…

Сгибаясь в три погибели, под навес забрался Мудрец. Выпрямился, упираясь головой в матерчатый потолок, оперся на двуручник. Шумно втянул носом воздух:

– Ого! Чувствуется толковый лекарь! Кто таков?

Солдат, которого кондотьер поднял с табурета, повернулся на звуки голоса Мудреца. Ростом он не намного уступал верзиле-наемнику. Светло-русые волосы, голубые глаза и раздвоенный подбородок. Уроженца Барна легко узнать в любой толпе.

Антоло попытался отвернуться или хотя бы прикрыть лицо ладонью, но округлившиеся глаза барнца ясно сказали – поздно.

Когда-то они учились на одном факультете. Вместе пили пиво и вино, бегали в «Розу Аксамалы», только табальцу больше нравилась рыжая Флана, а его товарищу – золотоволосая Алана. Вместе они загремели в тюрьму после драки с офицерами в борделе, вместе попали в армию. Служили в одном десятке до той самой ночи, когда Антоло освободил от колодок кентавра.

Конечно же, Емсиль – рассудительный и спокойный, мечтающий в совершенстве освоить лекарское дело, никогда не ноющий и не требующий жалости к себе – узнал его. Антоло вздохнул поглубже, как перед прыжком в ледяную воду, и шагнул вперед.

– Ну, здравствуй, Емсиль…

– Здоровее видали, – без всякой приязни отозвался барнец.

– Ты что, не узнал меня? – опешил Антоло. Поймал заинтересованный взгляд Пустельги. Пояснил: – Это свой.

– Да? Уверен? – Глаза воительницы нехорошо сверкнули.

– Свой, свой, – поспешно закивал табалец.

– Тогда поболтайте где-нибудь в сторонке! – Сильные пальцы Пустельги схватили парня чуть повыше локтя. Второй рукой женщина вцепилась в рукав Емсиля, возвышавшегося над ней на целую голову. Протащила их мимо удивленно приподнявшего бровь Ормо и качающего головой Кулака, вытолкнула из-под навеса, но не к толпе обменивающихся новостями наемников, а в противоположную сторону.

Еще раз оценивающе взглянула на солдата. Скрылась.

– Ты чего, Емсиль? – дрожащим от обиды голосом спросил Антоло. – Горбушка обо мне наплел? И ты ему поверил?

– Я? Горбушке? – Барнец говорил словно через силу. – Очень нужно… Кто ж ему поверит?

– Тогда почему? Почему ты злишься на меня?

– Я не злюсь. А что мне с тобой, целоваться, что ли?

– Нет, но… Мы все-таки друзья.

– Сбежал, бросил всех. Только о себе думаешь, а я тебя другом называть должен?

Кровь прилила у Антоло к щекам. Хотелось закричать, затопать ногами, схватить Емсиля за грудки и хорошенько тряхнуть. Разве он думает только о себе? Разве не хотел, чтобы отцовский банкир, фра Борайн, выкупил их всех из тюрьмы? Он и дезертировал лишь потому, что по-другому было никак. Иногда обстоятельства оказываются сильнее и начинают управлять нашими поступками. Приходится поддаваться течению жизни, как пловец, попавший на стремнину, не борется попусту и не тратит драгоценные силы, а отдается речным водам, заботясь лишь об одном – удержаться на поверхности. И тогда, возможно, река выбросит измученного, но живого на отмель… Вот только часто со стороны поступки, диктуемые самосохранением, выглядят как предательство и бесхребетность.

– Зря ты так… – хриплым от волнения голосом сказал Антоло. – Если бы я остался, то лег бы под кнут. А так и сам спасся, и кентавра…

– Ну да! – насмешливо произнес Емсиль. – У тебя же теперь новые друзья. Конежопый. Наемники…

– Он не конежопый, – твердо возразил табалец. – Желтый Гром – отважный воин и верный друг. – Его пальцы помимо воли скользнули за пазуху, где на засаленном кожаном шнурке висел простенький амулетик из конского волоса. Вернее, не конского, а волоса из гривы кентавра. Прощаясь, степняк вручил ему мудреную поделку, состоящую из узелков и петель, и сказал: «Я не шаман. Я – воин. Но кое-что у нас умеют даже малолетки. Носи на груди, и когда тебе станет по-настоящему плохо, я почувствую. Тогда жди подмоги, где бы ты ни был…»

– Вот и я про то же… – Несмотря на суровые слова, плечи лекаря поникли, будто это его, а не Антоло обзывали предателем. – Новая судьба – новые друзья.

– Емсиль! – Антоло схватил друга за рукав. – Ну, прости меня! В морду дай, если хочешь!

– Не хочу.

– А ты дай. Полегчает.

– Не буду, – набычился барнец. Вот упрямый!

– Ладно, не хочешь – не надо. Только выслушай!

– Ну?

– Не мог я тогда вернуться. Стояли бы вместе в карауле, вместе бы сбежали… А так что я мог? Стал бы вас разыскивать, попался бы… Я и сейчас головой рискую. Узнает кто, стуканет сержанту – петля… А ты говоришь…

Полог за спиной Емсиля дрогнул, качнулся, и оттуда выбрался Мудрец. Блаженно прищурился на осеннее солнышко. Бесцеремонно хлопнул по плечу обернувшегося барнца:

– Молодец, парень! Я посмотрел твои снадобья – шишки ольхи, спорыш, окопник. Очень хорошо! Черника сушеная – где взял только? А угли ему давал, так вообще молодец!

– Да что там… – замялся Емсиль.

– Не скромничай. Я бы лучше не полечил бы. Короче говоря, ты Коготка почти из Преисподней вытащил. Где учился?

Мудрец замолчал, переводя взгляд с Антоло на Емсиля и обратно, и вдруг расхохотался, хлопнув себя по лбу.

– Вот я дурень старый! Не догадался сразу. Ты тоже студент?

– Ну да, – кивнул табалец.

Из-под навеса выглянули Пустельга и Почечуй. Надо думать, их привлек звук удара, от которого затрепетало полотно палаток.

– Еще… энтого… штудент? – удивился коморник.

– Толковый парнишка! – пояснил верзила, радуясь, словно Емсиль был его учеником. Причем лучшим и любимым. – Слушай, парень! Хочешь к нам? Что ты в солдатах забыл? Соглашайся – что-нибудь придумаем, уговорим капитана твоего.

– Что я в наемниках забыл? – глянул исподлобья барнец.

– А чем мы для тебя плохи? – ощерилась Пустельга.

– Ну… – замялся парень. Сделал неопределенный жест рукой.

– Что, рылом не вышли? – Воительница не собиралась так просто отступать.

– Ты, шынок… энтого… не думай, мы не хужее прочих, – вмешался Почечуй.

– Да при чем тут рыло? – вздохнул Емсиль. – Я лечить людей хочу, а не убивать.